сер Томас Джонс всегда не любил пельмени

Сер Томас Джонс всегда не любил пельмени, но именно их проклятый мажордом  уговаривал сговорчивую кухарку приготовить и подать на завтрак. То, что мажордома и кухарку объединяла тайная любовная связь, опустим, потому что не о том суть этого рассказа. Мажордом Хендлид уговаривал каждый раз своего хозяина принять сие снадобье, завезенное из загадочной страны Индии, как единственно верное и полезное, что воспитало не одно поколение Джонсов. Сер Томас глотал их как пилюли и запивал горячим пуншем, в нём единственном находя утешение от гадостного послевкусия варёных куриных желудочков в тесте.

Кухарка Эльза мало понимала английский и когда мажордом, сам даже ни разу не пробовавший ни одного пельменя, объяснял ей что надо сделать фарш и поместить его в тесто, понимала английское фосмит (фарш) как фэстмит, то есть «быстро мясо» в тесто. Вот и помещала желудочки целиком, побыстрее. Изделия получались крупные и корявые.

Всё было бы ничего и пытка «завтраком» сера Джонса продолжалась бы до скончания его века или до скончания века мажордома. Но приключилась с сером Томасом болезнь и имя ей определил пришедший на вызов доктор Чарльз Стейтенс. Он сказал:

- Это у вас простуда.

- Откуда? – удивился сер Томас Джонс, - я не покидал своего предместья уже несколько лет.

- Виной всему Лондонский смог, что так сгустился последнее время, - заключил вердикт доктор.

Откуда взялся Лондонский смог в его Йоркширском поместье, сер Джонс понять не мог, но согласился со сведущим специалистом и покорно выполнял все его наставления.

Но мерзкая простуда, изначально сопровождавшаяся течением слизи из носа и глаз, продолжала прогрессировать. Порошки, назначенные светилом медицинской науки, он принимал, проветривания комнат соблюдал, а последствия болезни не исчезали, более того начали слипаться веки от накопившихся воспалений в глазах. Он почти ничего не видел. Послав слуг за доктором, обнаружилось, что тот уехал на симпозиум в Ниццу.

Делать было нечего, как заняться самолечением. Сперва он попробовал дышать парами разогретой слюды, как некогда учил его прадед. Но это не помогло. Потом он отказался от пунша. Радость жизни померкла. Желудочки кур, обёрнутые тестом, застревали в горле. Обед и ужин ему не требовался, так как всё дневное и вечернее время он спал, а утром просыпался от долгой привычки и желания выпить. Но питье, в особенности алкогольное, доктор не рекомендовал.

Мнительность сера Джонса не позволяла ему вставать с постели, в опасении что это может существенно усугубить и без того тяжелейшее заболевание. А в самом-то деле необходимо было просто тщательно умыться, чтобы глаза, затёкшие слизью, раскрылись и он прозрел.  

Немного надо остановиться об особенностях характера сера Томаса Джонса.

Родившись в достойной семье старинного английского рода, он был балован почестями и наставлением о святом родстве их семьи с королевской кровью. Отец был всецело поглощён охотой на тигров и не часто появлялся дома, мать, истая католичка, вела закон божий своему сыну самолично, добавляя к учёбе о боге великую историю и традиции их родства. Особо выделяя, что те болезни, что одолевают других людей, ведутся от их непринятия слова истины и не соблюдения основ традиций семейства. Мальчик Томас был напуган, потому и по-своему интерпретировал слова матери: повзрослев не стал покидать родового поместья ни на день, дабы не стать жертвой случая, обзаведясь некой болезнью других. Когда родители отошли в мир иной, он покорился мажордому, соблюдающему традиции ещё с его деда. Мажордому Хендлиду было за восемьдесят, но это не мешало ему топтать, словно курицу, местную кухарку и повелевать молодым хозяином.

Томас Джонс окончательно ослеп и лежал, не покидая постель. В эти последние дни жизни он решительно осмелел: потребовал к себе местного лекаря, а не Лондонского светилу, до тех пор пребывающего в Ницце, и приказал пригласить соседа сера Вушермена.

Местный лекарь сам был болен и находился в лежачем положении после удара копытом лошади, но сер Вушермен был свободен и с радостным откликом в душе направился посетить болеющего соседа.

Осмотрев покои сера Томаса Джонса и выпив изрядно пунша, сер Вушермен присел к кровати больного, облокотившись на колено страждущего. Будучи в состоянии весёлого алкогольного опьянения он авторитетно заявил:

- Думаю, сер Джонс, что у вас куриная слепота.

Сер Томас слышал о такой болезни впервые, но ухватился за эту идею как за последний шанс к выздоровлению.

- И как же прикажете её лечить? – с надеждой осведомился он.

- Как известно она не лечится, - безапелляционно заявил сер Вушермен.

Сер Томас стал сперва слегка зелен лицом, а после полностью белен.

От такой смены красок лица соседа сер Вушермен пришёл в восторг и, забавы ради, потакая пьяному задору, он слегка обронил:

- Правда, есть одно средство… наверное чушь! Но так… люди говорят…

- Что?! Что это?! – ухватился сер Джонс как утопающий за соломинку.

- Да я даже не знаю… вправе ли я… Вам! Такое средство… - юродствовал сер Вушермен.

- Да! Да! Да! Конечно же вправе! Я настаиваю! В конце концов на правах хозяина – я наказываю! – вскричал сер Джонс.

Упивающийся своими артистическими способностями и злорадствуя о предполагаемой мести своему соседу серу Джонсу, сер Вушермен довольно хрустнул пальцами рук, соединив кисти в замок, развернув их и вытянув в лицо собеседника.

- Так… - начал он фантазировать.

Пауза затянулась. Как-то ничего остроумного не приходило в голову. Сер Вушермен размышлял: разве что: голым при луне… ах! Всё это где-то было! Нет, не то!

И тут идея вдруг пришла.

- Так, - повторил он, но уже более утвердительно, - значит надо взять сто куриных желудочков и съесть в течении суток от луны до луны.

Сер Джонс окаменел.

- Да! – добавил сосед, - причём обязательно сырыми!

Сер Джонс понимал что, в принципе, это смерть. Ненавидя варёными эти гадостные «пупики курят», как их называла кухарка, а сырыми…

Сер Вушермен мысленно довольно потирал руки, борясь с диким желанием взорваться от хохота. «А не надо было заводить своих гадостных кур, что всё перебегают на мой бэкъярд (задний двор) и гадят», - думал он. Вот так одним выстрелом он хотел избавиться от кур соседа, коих всех перережут, и потешиться над больным.

Оставшись наедине после ухода соседа, сер Томас Джонс долго раздумывал, что ему дороже: сама жизнь или терпение.

Он всё-таки склонялся перетерпеть.

Мажордому Хендлиду был отдан приказ и груду безголовых кур бросили к ногам ошалевшей кухарки.

Когда на потемневшем небе ещё не показалась луна, ознаменовавшая бы начало следующих суток, сер Томас Джонс доел последний слизкий желудочек.

Его тошнило. Ему казалось, что сейчас он всех их вырвет обратно, но он мужественно держал их в себе. И, в конце концов, чудо произошло: когда в окне показался жёлтый свет молодого месяца, один глаз начал разлипаться. Потом последовал второй, корки спали с век и он смотрел на мир видящим взглядом!

Понимая и осознавая невозможность принятия желудочков вообще, ни в каком виде, а особенно в таком количестве, сер Джонс приказал подать к ним острый перец, чеснок и пять луковиц самого резкого лука, что найдётся в Англии. Добавки к основному блюду до того жгли всё внутри головы сера Томаса, что слёзы текли ручьём, размывая присохшую к векам слизь от былой простуды.

С тех пор сосед сер Вушермен стал его лучшим другом, а пельмени с варёными пупками кур он просто стал обожать, до глубины души осознавая, что варёные куриные желудочки – это просто сказочно-вкусная вещь.

                                                                              Богдан Максудов, 05.08.2011.