статья "совсем недавно Дмитрий Медведев..."

Сравнительно недавно господин Медведев Д.А. имел встречу со студентами. Встреча прошла, как обычно, в дружелюбной и комфортной обстановке. Президент был, как всегда, хорош собой: улыбчив, шутил и был жизнерадостен.

Одна из студенток задала вопрос:

- Почему моя страна не заботится о том, чтобы «умы» оставались на родине, а не искали заработка за границей. Вот я, например, имею диплом с отличием, но еду в …. Когда же в моей стране будут созданы условия чтобы специалист не уезжал?

Господин Медведев явно лукавил в своём ответе. Он сказал, что, мол, а не надо ехать за границу! надо оставаться здесь и работать на благо родины, претерпевая трудности и не страшась их. Вот я, например, - заметил он, - не уехал и вот чего достиг…. И широко улыбнулся.

Лукавство господина президента состоит в том, что он оканчивал институт ещё в СССР и как бы то ни было «плохо» в стране советов, но, кроме бесплатного обучения, он обеспечивался направлением на работу, а также и жильём. Молодому же человеку сегодня (юноше или девушке) даже в случае успешного трудоустройства, надо снимать жильё (разве что его родители не живут в том же городе, в квартире бесплатно полученной при Союзе, или купленной за деньги, вырученные с продажи бесплатно полученной квартиры)… Ну не будет у бывшего студента-отличника всех тех перспектив на Родине, что сулит ему Запад. Только в случае, что он ребёнок депутата…

Плевать хотели у нас на «умы» испокон веков.

И президент самой могучей страны ясно заявляет:

- Не будет легче и лучше тем кто умён и образован… Ситуацию мы не изменим. Карабкайтесь как хотите…

«Через тернии к звёздам»…. К нанотехнологиям…

Ни для кого не секрет, что Пушкин бы не был Пушкиным, Толстой – Толстым, Менделеев – Менделеевым…   если бы им приходилось прежде всего думать о хлебе насущем и о крыше над головой.

Почему история никого не учит? Почему там, на Западе, понимают, что учёной голове необходимы комфортные условия для работы? Почему бездымный порох придумали в России (Д.И. Менделеев), а запатентовали в США и в первую мировую мы платили американцам золотом за то, что придумано в отечестве? Наш русский придумал, а запатентовать не смог у наших чиновников, технологию попросту украли…

И таких примеров – бесконечная череда и нет смысла их перечислять. И все это знают и понимают.

А нам говорят: не надейтесь на помощь. Даже если вы – гений, не поможем! А уезжать за кордон – не смей! Люби Родину! Не продавайся!

Простите, господа Цари-батюшки, Вожди, Генсеки и Президенты, но если бы я был молод и перспективен, то искал бы как продать свой труд подороже! Это естественно, природно. А родина издалека может красивей станет. Ведь великое лучше смотрится издалека. А любовь познаётся в расстоянии.

P.S. Если ты, конечно, не отличник и иностранного языка не знаешь, и талант твой только в пи’сании на снегу, тогда – да! Можно кричать: не продавайтесь! любите Родину! Трудности закаляют!

Нельзя любить того, кто тебя бьёт. Иначе – это извращение.

Обидно и досадно…

                                                                              Богдан Максудов, 30.01.2012. 

  

Киносценарий. первые двадцать минут первой серии

                                             Серия 1

Ясный весенний день. Чистое небо, солнце припекает. Новоотстроенный городской бульвар: скамейки, расположенные квадратом вокруг саженцев деревьев, здания из нового кирпича кремовых тонов пестрят рекламой зазывая в бутик, в кафе. Тротуарная плитка, фонтан. Канализационная решётка, над которой стоит, всматриваясь, молодой невысокий мужчина. На вид ему лет под тридцать, заметно нервничает и чего-то ожидает, пытаясь себя занять то разглядыванием решётки, то рассматриванием крупных цветков молодого деревца. Это Аркадий. Одет он просто и не замысловато: нечто среднее между консервативностью и молодёжной модой. Мимо в разные стороны идут люди, некоторые встречаются, радостно приветствуют друг друга. Новый бульвар явно облюбован горожанами как место для встреч. Аркадий смотрит вверх, в небо, по всей видимости, высматривая тучу, ему явно жарко.

Среди прохожих появляется высокий мужчина в белом костюме свободного кроя. Все обращают на него внимание. Он идёт уверенно и свободно. Аркадий тоже на него засмотрелся и даже неуверенно шагнул на встречу, подумав, что это тот, кого он ждёт.  Внезапно человек в белом костюме резко остановился, закрыл глаза, потом вскинул руки к небу и прокричал нечто невнятное,  донеслось только:

- … Чур… мне меч!

В руках субъекта блеснуло что-то длинное металлическое, он резко рубит перед собой, будто отмахиваясь, и падает внезапно на спину. Прохожие все, оцепенев, останавливаются и напряжённо вглядываются в медленно расползающееся красное пятно на груди человека в белом костюме.

Явно, что очевидцев происходящее ошеломило, кроме Аркадия. Тому вспомнились картины из своего студенческого прошлого:

Кафельный пол, стол на железной раме, крашеной в белый цвет, с бетонной столешницей. На столе препарированный труп, скорее всего мужчины. Над ним со скальпелем в руке стоит мужчина в белом халате и говорит:

- А это, господа-коллеги, та самая лигаментум…

Аркадий возвращается из воспоминаний в тот момент, когда труп человека в белом костюме уже погружают в машину скорой помощи. До него доносятся голоса зевак:

- Да! Меч так и не нашли!

- А был меч? По моему – шпага!

- Сам себя кокнул…

- А убийца что?

- Сбежал в сторону проспекта…

Аркадия окликает подошедший человек с сумкой через плечо, белая рубашка, наглаженные брюки:

- Это вы по поводу работы?

Они вдвоё сидят в ближайшем кафе. Аркадий пьёт кофе, работодатель заказал фруктовый чай.

- Почему не в офисе вы спрашиваете? А у нас офиса нет! – торжественно с явной гордостью произносит, снимая сумку и извлекая из неё чистые листки А4 и несколько карандашей, работодатель.

- Это как? – недоумённо спрашивает Аркадий, уже что-то подозревая.

- Очень просто – он нам не нужен.  Вы сейчас всё поймёте почему! Но обо всём по порядку, - раскладывает перед собой стопку листков, вооружившись карандашом, продолжает, - сколько бы вы хотели зарабатывать?

- У вас нет фиксированной ставки? – спрашивает Аркадий допивая кофе из маленькой чашки.

- А всё же?

- Не меньше двух…

- Две тысячи долларов! Отлично! Я вас правильно понял, - надвинувшись корпусом вперёд.

Аркадий молча соглашается.

- Тогда продолжим, - работодатель рисует на листке число 2000, обводит кружком, ставит жирную точку – офис не нужен и вы поймёте почему, от вас требуется всего несколько часов в день… Скажите вы умеете принимать решения?

Аркадий выходит из дверей кафе, явно раздосадованный. Он неторопливо идёт по бульвару в сторону проспекта. Вид у него осунувшийся, лицо выражает глубокую озабоченность. Усиливается шум с проезжей части проспекта. Аркадий снова вспоминает:

Кабинет главврача больницы. За столом в белом халате и в высокой шапке сидит седой мужчина с глубокими складками на располневшем лице, держит в руках лист заявления. Аркадий стоит на затёртом ковре у двери.

- И как понимать? – главврач поднимает взор от бумаг и буравит ими Аркадия, - насовсем? Или нашли себе другое место?

- Насовсем, - отвечает Аркадий, слегка кланяясь.

- Ваше право… - размашисто подписывает, - вы были неплохим специалистом.

Пересекает проспект и сворачивает на небольшую уютную улочку со старыми домами, дореволюционной постройки. Часть домов разрушена, лишь оставлена фасадная часть, кипит стройка. Аркадий останавливается у одного уцелевшего четырёхэтажного дома, довольно узкого с бедным крыльцом, уже полностью рассыпался кирпич ступенек, окна забиты железными щитами, около потрескавшейся много раз перекрашенной двери покосившаяся вывеска времён девяностых двадцатого века: «Видео… раб. С 9…. До…».  Аркадий грустно взирает на вывеску, потом на дом в целом и вслух говорит:

- А ведь здесь когда-то жили и испытывали радость…

Та же улица, но середина девятнадцатого века. Дома красивые, крепкие, вместо асфальта – булыжник. Моросит дождь, по всему видно давно: лужи вдоль бордюров достаточно глубоки. Проезжает карета, колесо, попадая в лужу, брызгает водой на проходящую пару: кавалер и дама под зонтом. Кавалер под локоть оттягивает даму от дороги, та подтягивает юбку. Знакомый нам узкий дом. Окна второго этажа, за одним стоит фигура.

  Внутри дома. Кабинет. У окна стоит мужчина (хозяин дома, Евгений Петрович Телейка), достаточно моложав и сперва его с полной ответственностью можно назвать юношей, но врезавшиеся в его лоб морщины отягощают внешность и добавляют годы. Одет в строгий серый сюртук. В его руках, периодически вздрагивая, находится листок бумаги, расписанный лёгким красивым почерком. Чёрные аккуратные усы на светлом молодом лице едва скрывают волнение губ. Похоже, он сдерживает слёзы. Читает.

Голос за кадром. Женский мелодичный и нежный.

«                               …Милостивый           государь!

Низко кланяюсь вам за терпение и за труд, коими вы позволяете мне оздоровляться в этом чудеснейшем месте. Хотя ничто не может затмить в моём сердце тревогу за вас и за наше дитя. Всею душой я с вами. Как жаль, что сама виновна в нашей разлуке, но видимо такова судьба… Как поживает наша доченька? К слезам моим образ её, увы, не оставил в памяти следа, да и, думаю, она давно уж стала другою лицом и телом.

Дела мои идут на поправку, всё пережитое нами вспоминаю словно ужасный сон. Доктора обещают, что отпустят меня не ранее конца сентября. Очень уж за вами скучаю!!!

Буду завершать письмо, ибо мне не велено долго напрягать взор. Как там вы, мой супруг? Ох, намаялись вы со мною! Простите за тот груз, что лёг на ваши плечи. Я вернусь и всё станет как прежде, до того как случилась наша беда!  Лизонька пишет, что Агнесса уже может ходить сама и любит наряжаться. Даст мне сил всевышний, и я порадуюсь с вами и глядя на вас. Ваши письма так глубоки, так нежны, что я перечитываю их по нескольку раз (тайком от докторов). Лизонька пишет: ваши дела пошли на поправку, что есть хороший новый задел. Я понимаю, вам неловко отягощать меня деловыми новостями, но всё ж мне это приятно – дела ваши спорятся.

Обещаю быть прилежной больной, дабы вернутся к вам ранее сентября.

Целую вас. Ваша супруга. »

Оторвавшись от чтения, он устремил взор своих синих глаз в окно. Отойдя от окна, он сложил письмо во внутренний карман и медленно закружил по комнате, обходя громадный письменный стол у окна и направляясь по ковру к комоду, что стоял в другом конце помещения. Хождение хозяина было остановлено скрипом половиц – в кабинет вошла женщина средних лет в белом чепчике и широком тёмно-синем платье. По умилённому прищуру светло-голубых глаз можно было угадать отношение женщины к хозяину.

- Здравствуй, Лизонька! Вот письмо получил… скучает, - сказал и отвернулся, снова сдерживая эмоцию.

- Рада за вас. Всё будет добром, вот увидите! Агнесса пожелали уже проснуться.

- Да. Я сейчас…

ВОПРОС К ЧИТАТЕЛЮ: вам понравилось? Вы бы продолжили  смотреть это кино?

стихотворение "Я весь в восторге..."

   Я весь в восторге, признаюсь!

   От Вас без ума я теперь!

   Когда же ладони касаюсь,

   Я вовсе прирученный зверь

  

   Я может ворвался без стука,

   Я может и выбил Вам дверь,

   Но как воспротивиться духу,

   Что так разыгрался теперь?!

  

   Теперь нет покоя мне ночью,

   Теперь нет покоя в заре,

   Когда ухожу от Вас прочь я,

   Живу только тем, что во мне

  

   Во мне же огонь неуёмный,

   Во мне закипает вся кровь!

   Я весь перед Вами склонённый,

   Мне кажется это любовь!

  

   Я пламя гасить не умею

   Да просто-таки не хочу!

   И я не о чём не жалею,

   Я только немного грущу:

  

   Что Вам, мне так кажется, жалко

   Такого как я мальчиша

   Ещё Вас пугает как жарко

   Во мне распалилась душа

  

   Не бойтесь, не надо, ну что же!

   Я вынесу всё, всё пойму...

   Но кажется мне... Так похоже,

   Что будете тоже в плену!

  

   Пускай не сегодня, не завтра

   И даже пройдёт много дней.

   На нашем столе будет завтрак,

   А рядом и пара детей!!!

  

                                                                     Богдан Максудов, 2007

рассказ "Второе лицо президента"

Александра Владимировича разбудил внезапный телефонный дрязг.

С трудом оторвавшись от подушки и свесив ноги в тапочках с персидского дивана, он зевнул и раскрыл глаза: дрынчал старый советский аппарат с приклеенным, поверх герба с колосьями, двуглавым орлом.

- Дневной сон испорчен, - сказал он вслух.

Телефон продолжал звонить. Александр Владимирович нехотя встал, запахнув чёрный бархатный халат с золочёными бортами, подошёл к круглому маленькому столику на резных ножках  и уставился в аппарат, в надежде, что тот заглохнет. Звонок продолжался.

- Слушаю! – резко крикнул в трубку, взяв её как гадюку.

- Александр. Это Пётр… - мягко ответили по другую сторону провода.

- Пётр Лаврентьевич! Я бы настоятельно просил… во время отпуска меня не беспокоить, - властно проговаривая каждое слово, сказал Александр Владимирович.

- Ладно тебе, Саш! – в трубку крякнули, - это ж я тебе звоню – как-никак министр обороны…

- Ну… в чём дело? Раз уж на дачу удосужились позвонить… - голос стал мягче, голова освободилась от тяжести сна и готова была мыслить.

Возникла секундная пауза, потом:

- Да, понимаешь… без тебя не разобраться: ты как-никак Ему самый близкий из нас по степени доверия…

У Александра Владимировича похолодело внутри. «Война?» - мелькнуло в голове, - «неужели он таки решился… хотя зачем? По какому поводу? Все причины обсуждались и не было найдено ни одной… или… нет. Такого не будет. А… если… нет… тоже нет. Что-то темнят…». Голос стал властным и прямым:

- Вопрос в чём?

- В президенте.

- Ясно и так. В чём суть?

- Другой…

- До выборов ещё два года… - начал было Александр Владимирович.

- Он другой…

Множество разных факторов мелькнуло перед глазами Александра Владимировича… «Да» - подумал он, - «президент действительно стал другим. Но на то он и молод, чтобы меняться. Хотя…».

На том конце терпеливо ждали.

- И что вы хотите?

- Саша, с каких пор ты ко мне на ВЫ?

- Ну ты же не один?

- Виноват. Согласен. – Пётр Лаврентьевич кашлянул, - ну так ты можешь приехать? Все ждут.

- Все те, о ком я догадываюсь?

- Интуиция, как-никак, тебя никогда не обманывала…

Полночь пробили часы на Спасской. Александр Владимирович вошёл в третий кабинет сорок седьмого отсека второго яруса, корпуса номер один. В коридоре и в кабинете чувствовалась несвойственная августовской погоде прохлада. Надземные этажи именовались ярус такой-то с добавкой плюс.

- Мы что прямо под Ильичом? – Александр Владимирович сухо поздоровался кивком со всеми.

- Это Геннадий Игнатьевич прямо под ним, а мы чуть левее… - лукаво улыбнувшись, сострил Павел Андреевич.

Геннадий Игнатьевич, зампред Минфина, сидел в кресле с подлокотниками и, не поднимая головы, что-то читал в электронной книге, то и дело водя пальцем по экрану, имитируя перелистывание страницы.   

Пётр Лаврентьевич с распростёртыми руками подошёл вплотную к Александру Владимировичу и сгрёб его в охапку, быстро отстранившись во избежание отрицательной эмоции.

- Ну вот, видите, пришёл! – провозгласил Пётр Лаврентьевич, - как-никак первый советник президента! Вот он – наш ключик. Ключик к ребусу!

В комнате собралось девять человек. Окинув взглядом присутствующих, Александр Владимирович произнёс:

- В чем суть вопроса? – и остановил свой взгляд на Павле Андреевиче.

Тот указал протянутой рукой на Всеволода Романовича, председателя ЗАО РудТрестСтроя.

- Я… - начал Всеволод Романович.

- Погодите, - прервал его Александр Владимирович, - а где министр внешней политики, премьер министр…

- Толик на охоте, а премьер… премьер в Бельгии, - вмешался Пётр Лавретьевич.

- Александр Владимирович, - продолжил Всеволод Романович, - мы обеспокоены не меньше вашего как чувствуют сегодняшнюю ситуацию вопрошаемые вами люди, но, за неимением таковых, хочу заявить, что последнее решение президента ставит меня… равно как и всех здесь присутствующих в тупик. И первое слово дано именно мне по той простой причине, что я не есть заангажированный властью человек, потому как не имею ничего бюджетного кроме своих собственных заработанных средств.

Оторвавшись от книги, Геннадий Игнатьевич, всплеснул руками:

- Да ладно! А транш, что был переведен третьего числа?! Не бюджет?!!!

- Я не…

- Хватит! Хватит! – остановил их Пётр Лаврентьевич, - буду объяснять я.

- Саша, - продолжил он, - ты сам заметил, как и мы все, что последние решения президента не совсем соответствуют былому запалу. Мы все думали, что как-никак наконец-то появился молодой и последовательный руководитель, который хочет всю нашу страну вытащить из болота, в коем мы и прибываем по сей час. Ну что стоит отметить: как с нашими внутренними органами он поступил…

Константин Николаевич закряхтел в дальнем углу.

- Потом эта причуда: всем праздновать Хэлоувин, как чуть ли ни государственный праздник… а кидок с Каммаром? Он-то на нас надеялся, потому и приезжал… а тут: он готов признать правительство повстанцев. Понимаешь? Страна под угрозой.

- Это что?! Подготовка к перевороту?! – возмутился Александр Владимирович.

- Да нет же! Просто мы ощущаем… что он стал каким-то другим… совсем. Ну, как-никак, другой это человек.

Повисла гробовая тишина. Будто министр обороны сказал ту самую страшную фразу, что терзала здесь всех присутствующих.

- Я согласен, - сказал Александр Владимирович и присел на ближайший свободный стул.

Желтизна лица, несвойственная постоянно поддерживающему загар; реплики, вроде: стой, Соломон (так он называл Геннадия Игнатьевича), а где барыши прячешь; братание с президентом страны, военный конфликт с коей не был исчерпан ещё с прошлых лет; решение о продаже сверхсовременного оружия странам третьего мира и последней каплей стали два момента: сдача в аренду на девяносто девять лет дальневосточного побережья Японии, США и Южной Корее, а также указ о переименовании всех закусочных малого типа и кафетерий в Снэк Бар или Снэк Паб. И скользкие намёки о внедрении второго государственного языка – английского…

Да, всё это наблюдалось последнее время… Мгновенно пронеслось в голове Александра Владимировича.

- Константин Николаевич, вы не довольны реформой? – спросил Александр Владимирович, - или вас не удовлетворяет то, что баснословные деньги пошли на реформирование и вам вполне хватит даже на обеспечение правнуков…

До того молчавший и стоявший в углу министр внутренних дел, ответил:

- Да, я, как и все, пользуюсь бюджетом. Иногда… иногда и на своё усмотрение, - он трудно сглотнул, - дело не в том… Государство в опасности. И нам не поможет накопленное или предусмотренное в дальнейшем накопление… если всё пойдёт крахом.

- А к тому и идёт, - подытожил Пётр Лаврентьевич.

- Хорошо, - согласился Александр Владимирович, - что необходимо собственно от меня?

- От вас только и требуется – внимательное, сосредоточенное отношение к президенту, - сказал Павел Андреевич.

- А потом доклад вам?! – усмехнулся Александр Владимирович, - я не стукач и никогда…

- Полно вам! – остановил его Павел Андреевич, - стучать будут те, кому положено, а вы просто держите руку на пульсе…. Не мне вам разъяснять ваши полномочия по советнической деятельности.

- Да? – скорчил гримасу Александр Владимирович, - и что? Если Он что-то решит не так – мне его что, по рукам вязать??!

- Квотум недоверия мы ему конечно не сможем вписать, - сказал Пётр Лаврентьевич, крякнул и продолжил, - но приостановить действие указа – возможно…

- Но это прямое неподчинение…

- Да ладно вам, - встрял Геннадий Игнатьевич, - будто впервые…

- Пойми, Саш, - Пётр Лаврентьевич был как никогда серьёзен, - мы боимся чтобы он попросту не продал нас всех… уж больно на то похоже.

- Кого нас? – спросил Александр Владимирович, - или мы уже себя не отделяем от государства? Как Людовик четырнадцатый? Государство – это я?

- Да, Саша, мы и есть государство… или тебе припомнить девяностые? - Пётр Лаврентьевич продолжал быть серьёзным, - нас, здесь присутствующих, пускай даже заботящихся о своих благах, не будет - и всё! Стране конец.

- Конечная цель?

Ответа не последовало. Каждый из присутствующих мялся в своём углу, упорно разглядывая под собой пол.

- Я спрашиваю: какова наша конечная цель? – настойчиво повторил Александр Владимирович, - или вы все тут забыли историю?

Он оглядел помещение. Ничего не изменилось в позах чиновников. История, по всей видимости, их мало интересовала.

- Я напомню! – погрозил приподнятой рукой до того более выдержанный Александр Владимирович, - декабристы! Вот они как раз и не думали о конечной цели! Цель у них конечно была… Но у каждого своя! Оттого Трубецкой не вышел на площадь, а…

- Давайте не будем… - остановил советника Константин Николаевич.

- Действительно, Саша, - замялся Пётр Лаврентьевич, - полно тебе… историю мы знаем...

- Хорошо, - кивнул Александр Владимирович, успокаивая себя, - я изменю формулировку: чего мы ожидаем?

Через минуту почти все хором ответили:

- Что всё будет как было.

Заговорщики переглянулись.

Оторвавшись от своей электронной книги, Геннадий Игнатьевич произнёс:

- А сейчас как? Плохо?

- Не плохо, - вспылил Пётр Лаврентьевич, - но возможно станет хуже!

- Да-да, да-да, - подтвердил Павел Андреевич себе под нос.

Опять наступило молчание.

Вдруг раздался стук в дверь. Тишина стала максимальной, казалось воздух застыл и стал недвижим, лишь чей-то предательский стук сердца вырвался из груди частотным всплеском и затих. Пётр Лаврентьевич кашлянул, крякнул и сдавленно произнёс:

- Может это… я просил принести экран…

В кабинет действительно внесли большую плазму двое парней в штатском из охраны Петра Лаврентьевича и, прикрепив на стене к заранее установленному кронштейну, подключили сеть и кабель приёма.

Когда двери за вышедшими охранниками закрылись, Пётр Лаврентьевич, стоя спиной к соратникам, обратился с речью, включая телевизор:

- Сегодня на первом будут транслировать Его речь… - он нервно бил по кнопкам пульта в поиске нужного канала.

- А после премьер будет выступать в Брюсселе… - заметил Павел Андреевич.

Но на его заметку никто не отреагировал.

- Ну, теперь мы сможем убедиться воочию: правы мы или нет, - обрадовался Александр Владимирович новой возможности прояснить ситуацию.

- Во всяком случае, мы продискутируем об увиденном, - резюмировал Константин Николаевич, потрясая головой, - одна голова… а лучше когда их несколько…

- Это вы о чём? – нахмурился, до того молчавший, Иван Сергеевич.

- Обо всех нас, - не понял вопроса и озадачился Константин Николаевич, - здесь… присутствующих…

- О! – воскликнул Всеволод Романович, - началось! Сейчас посмотрим! Сейчас мы поглядим!

На экране появилась заставка: «Встреча президента в…» ПРЯМОЙ ЭФИР. Прозвучала музыка и на экране стали появляться первые интервьюируемые. Их спрашивали что они ждут от предстоящей встречи… на экране появился Всеволод Романович, внизу экрана было написано:  Всеволод Романович, председатель ЗАО РудТрестСтроя. Он отмечал особую важность этой встречи…

- О! Смотри! А тебя как занесло туда?! – раздалось в разных углах кабинета.

Александр Владимирович побледнел и покрылся липким потом. Он смотрел то на экран, то на Всеволода Романовича рядом… а в левом верхнем углу экрана было ясно написано: «LIVE», значит вживую… прямой эфир!

Когда же на экране появился советник президента Александр Владимирович… Оцепенение спало и все стали вглядываться в друг друга, потом в экран. По трансляции показали поочерёдно всех присутствующих, но, правда, они по версии первого канала присутствовали на встрече с президентом…

Когда следующая порция оцепенения прошла, а президент стал зачитывать свою речь, все ринулись к двери. Двери были заперты. Заговорщики отпрянули от дверных ручек, облегчённо вздохнув в следствии подтверждения своих догадок.

Облегчение длилось не долго, через минуту потолок со скрежетом начал двигаться вниз…

Ни криков, ни стонов, ни хруста… - ничего не было слышно, наверху по брусчатке площади лил проливной дождь, такой обыкновенный для этой поры в столице…

                                                                                Богдан Максудов, 27.01.2012.  

стихотворение о любви

Твоя любовь мне не понятна,

Твоя забота радует меня,

Но что-то безвозвратно

Уходит от меня…

Быть может, это младость,

Быть может, это грех,

Ведь не минует меня радость,

Когда твой слышу смех.

Но я не знаю, как же будет,

И я не знаю, нужен я тебе?

Быть может, Бог рассудит…

Но он на небе, а не на земле.

И потому я весь с тобою,

И потому я всё сержусь,

Что я не знаю, что со мною,

Что я уйду, но я вернусь.

К тебе всегда я возвращаюсь,

То опьянённый, то слепой,

И, может быть, тебя касаясь

Я становлюсь полуживой.

И оттого, что я в смятеньи,

И оттого, что хороша,

И всё же капелька сомненья

Мне не даёт раскрыть тебя…

стихотворение Я с детства начал преступать закон

Я с детства начал преступать закон

Не то, что был я хулиганом,

Я просто нарушал его и он

Застукал меня с наркоманом

Да, зеленью, планом я торговал,

Но не прожить же на деньги студента!

Я бизнес крутил, но не воровал,

А имел продавца и клиента

И вот две стены, решётка и дверь

Я тихо страдаю на койке,

Милая мама, ты мне поверь

Твой сын не рождён для помойки

Я думал, надеялся, что всё пройдёт

Заработал, и жизнь покатилась,

Но верил, что вверх она поползёт,

А она вся вниз и скатилась…

стихотворение Пьяный дух воцарился в зале

Пьяный дух воцарился в зале

Я лежу посреди всей толпы

Я не помню, что было дале,

Но я помню, была там ты

Ты прости мою грубость, милая,

Я не знал, что ты будешь там

Да ведь ты самая красивая,

А я подлый развратный хам

Я веду свою жизнь беспорядочно

Опасным весельем играюсь

Для кого-то я загадочный,

Но я беспредельный и каюсь

Друзья все сменили веселье

На скучный домашний быт

И я осознал на мгновенье,

Что буду всеми забыт

И грусть охватила душу

Опять я иду всё забыть

Почему я всегда трушу

На реальность глаза открыть

В перерывах между глотками

Я вспоминаю года,

Когда со слезами к маме

Я убегал со двора

Забросила жизни метелица

Меня в придорожную пыль

И ничто не изменится

Я останусь таким, как был

А когда-то я был другой,

Я был людям полезный,

А сейчас я никакой

Кот я блудный облезлый

Ты прости мне, родная моя,

Я готов покончить с бездельем,

Но обещай мне, что никогда

Не предашь меня ты сомненьем…

Бабайка стихотворение для детей

Здравствуй, мой дружок, читатель!

Я твой гость, зовут писатель.

Расскажу я без утайки

Приключения Бабайки

Мой Бабайка не был схожий

На меня, он был похожий

На большого молодца,

Лишь с небритостью лица

Весь зарос, что и глазищи

На лице его не сыщешь.

Вот такой он был чудной,

С волосатой головой

Мамы, папы знали с детства,

Что такому тут не место!

Тот, кто стричься не желает,

Кто патлатым проживает,

Детям другом быть не может!

Оттого его сперва

Прогоняли со двора

Что с патлатым нам возиться!

Научись сначала бриться!

А потом иди стригись,

Да и зубки ты почисть,

Да намылься – не забудь,

Ты грязнулей-то не будь!

И тогда вся детвора

Закричит тебе: «Ура!

К нам приходит новый друг!»

И тебя обступит вкруг…

Но, что делать… не имел

Он в запасе даже мел,

А не то, что бритву,  мыло,

Да ещё он был ленивый…

Потому ни с кем не знался

На глаза не попадался.

Правда, как-то раз в саду

Видели и наяву,

Как Бабайка наш патлатый

Что-то там копал лопатой…

Это дедушка заметил,

Испугался и приметил,

Что натурой страшен он,

Будто бы кошмарный сон.

И вот с тех вот самых пор,

Во дворах ведут дозор,

Чтоб Бабайка не пробрался,

К детям чтоб не подбирался.

Говорят, что кто не спит,

Притворяяся сопит,

Тот Бабайкой будет пуган,

Хорошо, коль лишь запуган…

А порою говорят,

Что уносит он ребят!

Когда кушают детишки,

Капризули, шалунишки,

Кашу ложкой да не в рот,

А на пол кидают вот!

И тогда вздыхают мамы:

«Ах, не выдержу я драмы!

Но порядка ряди только

Приглашу Бабайку к Кольке!»

Колька весь дрожит от страха,

Видно дал теперь он маху!

У Бабайки один вид,

Да и тот уже страшит,

А коль сделает он: «У-У!»

Страшно уж всему двору

Дети кашу уплетают

И добавку добавляют.

А Бабайку прогоняют,

До поры и забывают,

Пока где-нибудь мальчишка,

Иль девчонка-шалунишка,

Не начнёт кричать: «Не буду!»

И отталкивать посуду.

Вот тогда его зовут

В дом опять его ведут…

Чтоб он пальцем пригрозил,

Бородою потрусил…

И вот он в своей берлоге,

В ожидании подмоги,

Ведь пугать детей не в радость,

Это просто-таки гадость,

Он хорошим быть мечтает,

Бороду остричь желает,

Только раньше лень была,

А теперь хоть лень прошла,

Да вот кто ему поможет

Волосы состричь на коже

Ведь его боятся все…

 Что же делать? По весне

Он решил: пугать не буду!

Я теперь весёлым буду!

Буду веселить детишек:

И девчонок, и мальчишек!

И отныне, и везде

Наш Бабайка на коне!

Выступает словно в цирке

И теперь: и Димке, Ирке,

Саше, Жене и Анжеле,

И Серёже, и Степану…

Знать лишь радостную маму.

Кушать рады ребятишки,

И девчонки, и мальчишки.

Их Бабайка забавляет,

Рассмешит и поучает:

Вам ребятки надо кушать,

Маму, папу надо слушать!

Рады мамы, рады дети,

Их счастливей нет на свете!

И лохматый с бородой

Стал он детям друг большой!                                                                     Богдан Максудов

стихотворение "Я сидел и грустил..."

Я сидел и грустил,

Пил сухое вино.

Кто б меня посетил?

Думал, глядя в окно

Но вокруг - ни души,

Дети в лужах шалят.

Пусть хотя бы они,

Но и те не спешат…

Обновляю стакан,

Выпиваю до дна…

Ах, какой же роман

Был тогда у меня

Вспоминаю: грущу,

Улыбаюсь, жалею…

Что я в жизни ищу?

Что теряю, имею?

И добавил стакан,

Стало мне тяжелее,

Как закончил роман?

И о чём сожалею?

Да, она была класс!

Просто кровь с молоком!

А какой разрез глаз!

А я был тюфяком…

Так остался я им,

Что я ждал? Проглядел!

И ушла она с ним,

Я ж с ухмылкой смотрел:

«Не нужна мне она,

Всё же есть череда,

Был я с ней, теперь та,

Не нужна мне она…»

Была рядом она,

Только лишь дотянись!

А считал – ерунда,

Есть такие - не снись!

Проглядел… пробежал…

По другим – их-то море!

А которую ждал

Проглядел… нету боле…

И накапал вина…

Записную взял книжку,

Ничего, ерунда!

Мы исправим ошибку…

Позвонил – чужой голос.

- Можно Милу позвать?

И услышал я возглас:

- Здесь таких не сыскать!

Ничего, не робею:

- Где мне Милу найти?

От ответа тускнею:

- Вам туда не дойти.

Оказалось – в Париже!

Там… за тысячи вёрст!

К её мужу так ближе

И уж первенец Жорж.

И повесил я трубку,

В сердце длились гудки

Вот сыграла жизнь шутку

За мои все грехи

Выжимаю бутылку…

Капли сохнут на дне

И последняя жилка

Оборвалась во мне

Понимаю, что поздно,

Мне её не найти.

И так тикают грозно

Мне стенные часы…

                                                                     Богдан Максудов 2004г.