среда, 19 февраля 2014 г.

об Украине

Моя страна сейчас в огне,
Так было прежде на земле,
И лишь марионеток рой
Твердят, что know як руководить страной...

пятница, 14 февраля 2014 г.

Стоматологи и паук


                        


- У-у! Паучара какой! Жирный экой! Видно мух нахватал за лето!
- Да убейте вы его, - визгнула медсестра Вика.
Усатый Костик, врач стоматолог, сделал большие глаза и буквально зашипел на Вику:
- Ты что! Моя бабушка говорила, что грех это!
Из окошка стерилизационной выглянула Александра Семёновна, санитарка:
- Наоборот, Констатин Ильич, сорок грехов простится!
- Вот! – сказала Вика, - убивайте.
- Как же может убийство живого существа оплачиваться отпущением грехов? Тут вы не правы, Александра Семёновна! – сказал сквозь усы Костик и поднял брови.
Тем временем толстый серый паук степенно ползал по письменному столу, преодолевая преграды в виде медицинских карточек пациентов. Серость исписанной поспешными и корявыми буквами бумаги время от времени поглощала одноцветного паука в свою бездонную серь. И тут он вновь проявлялся, проползая  грязно-синий больничный штамп.
До того молчавший Борис Михайлович выглянул из полости рта пациента и показался из-за спинки стоматологического кресла:
- Дался вам этот паук! У Костика пациентов нет, вот вы дурью и страдаете.
В подтверждение слов доктора, с другой стороны спинки кресла выглянул пациент в коричневом пиджаке, светя округлой лысиной посреди зачёсанных сальных волос и журча слюноотсосом, свисающим с угла его рта подрагивающей трубкой чёрного цвета.
- Да, кстати, Вика, раз кресло Константина Ильича не занято, пригласите пожалуйста мою пациентку. Там карточка лежит с зеленоватым вкладышем.
Вика стала перебирать карточки на столе вовсе позабыв о пауке и тем самым спугнув последнего, на что тот сжал лапки, уткнувшись задом в шариковую ручку. 
Медсестра, вооружившись карточкой с зелёным вкладышем, уже двинулась к двери, ведущей в коридор. Борис Михайлович остановил её:
- Только, Вика, прошу вас, лучше назовите её по имени-отчеству!
- Вот ещё! – прыснула Вика и открыла дверь, поднеся к глазам карточку.
- Халява! – в карточке было написано: Халява Вера Степановна, Вика закряхтела и уже более мелодичным голосом произнесла, улыбаясь, - Вера Степановна, прошу вас.
Пожилая женщина в вязаной кофте и с сумочкой из дермонтина вошла в проём. Медсестра указала кресло. Когда уже пациентка уселась в кресло, все мило улыбались, борясь с тем чтоб захихикать. Даже пациент в коричневом пиджаке, по-прежнему журча слюноотсосом, вынырнул из-за кресла поглядеть на Веру Степановну.
Паучок, воспользовавшись заминкой, вновь побежал по карточкам.


среда, 12 февраля 2014 г.

Шуба и майдан


                              Шуба и майдан.


Лариса Берма, старшая медсестра второго отделения ЦПЖКТ  городской больницы №14, молодая и пышная крашеная блондинка была недовольна началом дня. Во-первых, опоздала на работу, вбежала вспотевшая, во-вторых, больной Пучков до сих пор не опорожнился (уже десять клизм!), операция трижды откладывается. А виноват-то кто? Конечно Пучков, старый дед, тощий как глист, а обвинят Ларочку! Потому и решила сменить тарифы в прейскуранте услуг:
- Десять!
- Что ты, внучка, вчера по пять брали…
- А теперь по десять и всё тут! Или сами себе делайте! Вон Пучков из шестой палаты уже одиннадцатую переводит…

Обед проходил в стерилизационной. Пили чай с бутербродами. В сухожаре разогревались пахучие сардельки. Двое врачей, медбрат, двое сестёр, санитарка и старшая.
- Ты серьёзно, Лара? – спросил Володя, моложавый сорокалетний доктор.
- Да, а что терпеть тот беспредел что они творят?! – заявила Лариса, отхлебнув сладкого горячего чая из большой шоколадного цвета кружки.
 - Действительно беспредел, - захихикал Артём, медбрат, - Пучков-то до сих пор нераскакался!
Теперь засмеялись все хором. Все, кроме Ларисы.
- Я вообще серьёзно! – ответила та.
- А замёрзнуть не боишься? – спросила пожилая докторша Светлана Петровна.
- Да у неё ж шуба есть! – засмеялась, закашлявшись, «неподъёмная» санитарка Глаша.
Все заулыбались, шуба, которой так гордилась Берма, действительно выглядела довольно тёплой: до самых пят.
- Вы вот смеётесь, а я серьёзно, - продолжила Лариса, - там люди за дело стоят, а шуба тут ни при чём. Я бы, и не имея шубы, поехала. Да вот работа только и останавливает.

Рабочий день подошёл к концу: на улицах стало темно, зажглись жёлтым светом фонари. Лёгкие одинокие снежинки слетали с крыш, кое-где скрипели по снегу ботинки прохожего. Мрачное серого кирпича здание больницы частично погасило окна, утопая в глубине широкого тротуара. Вдруг тишину наступающей ночи прервал дикий крик:
- А-а-а! А-а! Господи! Сволочи! Гады! Твари!
Кричали со второго этажа из второго окна слева. Но казалось вопило всё здание.

Шуба Бермы была украдена, прямо из раздевалки….
Вызвали милицию, та приехала к одиннадцати ночи, определив на глаз, что дверь не взломана, а открыта ключом.
- Кто-то свой, прости Господи, - вздохнула, разлёгшаяся всем своим необъятным телом на кушетке, санитарка Глаша. 
Ларисиному горю не было предела.

На следующий день, вечно весёлый медбрат Артём спросил у Бермы:
- Ну, что, Лара, на майдан поедешь? Уже ж можно: Пучкова прооперировали.
Лариса взглянула на того полными гнева глазами:
- Ты что дурак?! Какой майдан!!! У меня шубу украли… - и расплакалась.


Совы и Жаворонки


                       Совы и жаворонки.

Сразу готов утереться, так как многие благодарные читатели, после прочтения сией статьи, готовы будут оплевать моё лицо. Но как уж будет…
Дело в том, что изучая наших классиков литературы, наткнулся я на интересный момент: завтрак подавали дворянам и около того сословия к полудню, обед совершали к шести вечера, а ужин и вовсе был ближе к полуночи, а если намечался бал, то и к часу ночи.
Я – сова, для меня поднятие своего тела, а особенно сознания, рано поутру величайшая каторга. Все мои мысли и силы созревали только лишь к двенадцати утра, а до сего часа я, даже будучи поднятый и накормленный, отправленный в школу, и спустя годы в институт, прозябал в полусне. Ночами спать не хотелось, и засыпал я около трёх. Кому не понятен сей миг засыпания в канун рассвета, тот, видимо, истинный жаворонок. Ах, какие сны снятся часов под девять-десять утра! Сладко спать, когда весь мир уже в заботе. А какая работоспособность просыпалась во мне ближе к вечеру!
Но так прошло детство, юность, молодость – я еле вставал с постели, вдавливал в себя завтрак, который не лез, бодрил себя кофеем и мучился, не засыпая до полуночи….
Работа внесла свои коррективы, было две смены: в одну я с трудом вставал в шесть утра, в другую отсыпался до момента непосредственного выхода. Меня мучило недосыпание, но засыпать после второй смены упорно не хотелось и, соответственно, вставать в первую было очень тяжело.
И вот сейчас, спустя годы и десятилетия, я осознал, что все те, кто умело, ловко и бодро встают с петухами – являются непосредственными потомками пролетариев, то есть рабочего класса и крестьянства; а те, кто нежится в постели до полудня и только с величайшим трудом могут подняться раньше, - истинные потомки дворян!

За сим кланяюсь, истый дворянин не знаю в каком колене.