День ВДВ
Дмитрий Петрович со своей невестой и её братом собрались в парк, где уже их должны были ожидать его будущие тесть с тёщей. Не дойдя до главного входа, будущий шурин, мальчик десяти лет, выкрикнул:
- Ой, это наша машина!
Возле Москвича крутился пьяный «голубой берет» в разорванной тельняшке и маскировочных штанах, ноги его были босы.
Подошедшие к парку остолбенели, когда празднующий свой день войск особенного назначения стал крутить и выворачивать боковое зеркало автомобиля. Невеста глянула с тревогой во взгляде, будто хотела заранее предотвратить храбрый поступок будущего мужа по предотвращению размонтировки машины отца. Юный мальчик смотрел с достоинством на пьяного вояку, предвкушая сцену, в которой жених его сестры урезонит хулигана. Дмитрий Петрович не сдвинулся с места. В его глазах читалась мольба: оставь ты это зеркало, всё равно не сломаешь. Уйди, иди дальше пьянствовать, праздновать свой день, не порть моё лицо перед невестой и будущим родственником.
Вэдэвэшник действительно скоро оставил вывернутое зеркало, но не сломленное и пошёл уверенно и пошатываясь дальше в поисках приключений. Дмитрий Петрович с лёгкостью вздохнул. Его невеста решила что тот не успел принять необходимое решение и обрадовалось, что всё кончилось не начавшись. Брат невесты недоумевал, но тоже обрадовался, но у всех остался маленький и горький осадок, что не проглотишь вовек.
«Почему мне вспомнилась история с этим чёртовым зеркалом» - подумал Дмитрий Петрович, - « и это в канун разгорающегося суда».
Ещё ему вспомнился страх, что он испытал на вахте, когда был в армии. Решив пошутить над молодым солдатом, впервые ставшим на пост, рядовой Саркисянов подошёл сзади и сказал:
- Пух!
Дмитрий Петрович, тогда просто Митя, развернулся и в испуге нажал на гашетку.
Рядовой Саркисянов скончался на месте. Его долго судили, мать с отцом бегали по начальству, от одного к другому, совали деньги…
Ему дали год. Он маялся, страдал и боялся. Но родители и там «замазали», чтоб его не трогали другие заключённые.
Он вырос. Страна поменялась. Открыл бизнес и разбогател.
И вот теперь в двенадцать, он должен быть в окружном суде. Его будут судить за недоимку в бюджете, что основана на его ухищрениях по уходу от платы полноценных налогов.
«Чёртова система. Мне дадут пятнадцать – не меньше» - думал Дмитрий Петрович, - «ведь по новому закону полагается за каждый год подтвёрждённой недоимки – год строгача… Что делать? Некому дать – никто не берёт, отказываются и ещё грозятся новой статьей. Троих сыновей вырастил. Ведь всё для них старался! А они… Средний крупный хирург глазник, младший прокурор в районе – ни один не позвонил, не предложил помощь, а на мои звонки не отвечают! Собаки! Неблагодарные! Вот, хоть старший позвонил, сказал что приедет к одиннадцати. Сейчас десять… Может старшенький что и выгадает мне, он всё ж таки депутат…».
Старший сын явился прямо перед отъездом Дмитрия Петровича в суд.
- Сынок! Как я рад тебя видеть! – вскрикнул Дмитрий Петрович, - дайка тебя обниму!
- Не до объятий сейчас, папа, - долговязый, в сшитом на заказ чёрно-сером костюме, отстранил отца рукой, - я вообще, ввиду своей должности, не должен посещать тебя… Ну да ладно…
Отец обмяк и стал меньше ростом. Он ждал. Ждал хотя бы ещё слов.
- Так вот… - сын отвернулся в сторону, - ввиду того, что ты натворил, я бы не хотел, чтобы моё имя каким-либо боком фигурировало в деле… тем более не смей им прикрываться. Сделал – так отвечай… В принципе, за тем и приехал.
Долговязый развернулся и ушёл прочь к своему лимузину. Машина спешно сорвалась с места.
Дмитрий Петрович долго стоял на месте. Потом проговорил отчасти вслух, отчасти про себя:
- Но, я же всё для вас… я же… Но почему?...
Богдан Максудов, 09.11.2011.
Комментариев нет:
Отправить комментарий