рассказ "Происшествие на улице Пешкова"

                      Происшествие на улице Пешкова.

Однажды на переулке Пешем произошло убийство.  Правда переулок был вовсе и не переулок, а улицей и называлась она имени Пешкова (кто помнит, была такая девичья фамилия у М. Горького), но в народе утвердилось такое самоназвание: Пеший переулок. За незначительность построек, видимо, и по незнанию фамилии Пешков. Один только оперуполномоченный и помнил, наверное, потому и в документах записал так. А вообще даже в картах современных значилось, порой, пер.Пеший. Как в одном областном центре улицу имени Лешко Попеля (героического фельдшера времён Первой мировой войны) обозвали Ляшка Попеля и также в картографии писали, ну это так, к слову.

Убили молодого парня двадцати трёх лет. Все были поражены: внук судьи, всегда здоровался со всеми…. А убил его, в чём сразу признался, пенсионер шестидесяти пяти лет Евдокимов Пётр Алексеевич, среди соседей прозванный «старик Розенкранц», ну об этом поподробнее…

Жил Пётр Алексеевич в однокомнатной квартире, что осталась ему от покойной сестры. Переехал он лет десять до обозначенного инцидента, с дальнего севера и ни семьи, ни детей не имел. Сестра его, покойница, тоже таковых не имела. Была у них соседка смежная (дверь в дверь), старушка, дочь которой ещё в начале девяностых в Москву переехала. Старушка-то, похоже, и одна только ладила с Петром, а прочие соседи его не потчевали, потому что сам по себе был, мало говорил, да и не всегда поздоровается. И дали ему, к тому же, прозвище обидное «старик Розенкранц». Это потому, что звонок дверной был старый, не сменянный, там под кнопкой табличка с окошечком, как раньше принято было, красовалась, а в ней надпись «Розенкранц», был жилец тут такой задолго до сестры Петриной.

Был ещё один момент: в трудные девяностые годы, когда двери старушки и сестры Петра часто малолетками обихаживались (то описают, то слово матерное нацарапают… ), а после и вовсе счётчики электрические украли, что в щитке снаружи были, решили они отгородить свои две квартиры от общего подъезда и поставили дверь железную на ключ. У сестры возможность такая была, она всё ж на заводе металлоконструкций работала, там ей слесари всё и смайстрячили, и установили. Загвоздка была в том, что перегородка захватывала лестничный пролёт (таков уж был полёт фантазии архитектора, строившего дом, что их аппендикс из двух квартир находился у лестницы), но они роздали остальным соседям ключи, пояснив ситуацию, с которой те участливо согласились (к тому же лифт был всегда исправен, к чему лестницей пользоваться), и вроде зажили спокойно.

Не спокойно стало, когда старушка соседка умерла. На год позже сестры Петриной. Дочь квартиру за собой оставила, но переселяться с Москвы и не думала, вот и пустовала квартирка. Жил в своём аппендиксе старик Розенкранц один. А к соседке по этажу внук переехал, насовсем. С родителями что-то не поделил, а бабушка, судья на пенсии, его приютила.

И как-то внучку этому стала поперёк горла дверь эта железная злосчастная, и старик этот. То плюются с друзьями и курят рядом с его дверью, то матом ругаются, а то стучат среди ночи, барабанят в дверь, чтоб открыл, когда лифт, вдруг, перестал работать.

Старик ему и дружкам его:

- Ключ с собой надо носить!

Внук судьи ему – ноль внимания, а на следующий день звонок дверной оборвал.

Старик Розенкранц (хоть уже и с новым звонком, без «Розенкранц») к судье, так мол и так. Та же ему в ответ:

- Ой, ну что делать… Так он мальчик хороший, но ему с родителями сложно…

- Ну вы скажите ему, пусть ключик с собой носит.

- Да, да, - кивала старушка судья, - я обязательно передам… - и закрывала дверь.

«Ни черта не передаст» - думал про себя Пётр Алексеевич.

Ходил к другому соседу по этажу, Иннокентию, тот ему так отвечал:

- А-а! Дед, плюнь! Он мне цветы в вазоне, что на стене я пред дверью привесил сорвал, за то, что я ему сказал, чтоб больше тут не матерился, так как у меня дочь растёт. Плюнь!

Дед плюнул, но не помогло.

И вот как-то раз лежал Евдокимов на своей тахте и жизнь свою непутёвую вспоминал. Оказалось что жил он как-то напрасно: денег не накопил, жилья от государства не успел получить, вот в сестриной оселился, семью не завёл…. И как-то странно – куда ушли годы? Вот вроде работал, был на счету, и не в уютном климате, а в глубокой тайге разведывал, месторождения разрабатывал… И вот времена пошли: ни почёта, ни уважения… хотя бы к возрасту.

Тут в дверь громко постучали и не в деревянно-фанерную квартирную, а в железную. И с такой неистовой яростью, что у Петра Алексеевича в груди что-то схватило. Потом попустило и в голове злость хлопком взорвалась:

- Я вам, сукины дети, щас устрою!

Пока он шёл «тарабарры!!!» в дверь усиливались, и чем яростнее колотили в дверь и дергали ручку, тем злее становился старик Розенкранц.

Он рванул в коридор, вскрыл защёлку квартирной двери, прошлёпал быстро тапками в тамбур, так что один тапок слетел, и открыл железную дверь.

На лестнице красовался подвыпивший внучок соседки-судьи и чуть поодаль его кореш, слегка стеснительный парень.

- Старик, б..я, я тебе в следующий раз…

Внучок не успел договорить. Евдокимов схватил его тщедушное тело за локотки, прижал сильно их к рёбрам и, приподняв, просто бросил…

«..убитый получил перелом шейных позвонков, вследствие падения со ступенек, отчего и наступила смерть. Также при вскрытии было обнаружено: переломы рёбер с обеих сторон, по причине сдавления…»

Никто из соседей не мог ничего плохого сказать об убитом, в том числе и Иннокентий, в среднем все говорили одно:

- Да хороший хлопец был, нормальный. Здоровался всегда…

А о Евдокимове П.А.:

- Да скверный старик был, чего от него ожидать. Мутный какой-то. Не в себе…. Такой мог…

Евдокмову П.А. дали десять лет заключения. Несмотря на явку с повинной, прокурор трактовал произошедшее как акт спланированной подготовленной мести и потребовал рассматривать «как убийство с отягчающими».

                                                                                  Богдан Максудов, 27.10.2012.