суббота, 18 января 2014 г.

КОМОПЕРА


                                                 Пролог

- О, досточтимый Абдуль Аль Мадар! – начал свою речь вошедший.
Сидящий на троне жестом остановил его:
- Ты прошёл через всю пустыню, странник, и было бы невежеством тебя торопить, но есть лишь одна причина по которой я тебя принимаю здесь и слушаю… - Аль Мадар, восседая боком, будто на бегу присев,  в роскошном чёрно-красном халате, расшитым золотом, вертел в левой руке золотую цепочку с небольшим кулоном, - …это медальон моей матери, что ты передал моей охране, чтоб тебя впустили сюда…
Гость в сером балахоне с подвязкой стоял перед троном опустив голову и преклонив колено:
- Владыка оазиса, посреди полупустынь и пустынь!
- Она была погребена вместе с ним… - Абдуль Аль Мадар резко встал, подошёл к пришедшему и схватил за подбородок, - ты разоряешь могилы?
- Разве может кто, о Великий, войти в усыпальницу великих Мадаров!
- Верно. Не может, - он отпустил говорившего и зашагал к окну, - тогда объясни, как он оказался у тебя.
Голос был суров, и не было сомнений, что любой ответ будет вести к однозначному приговору по отрубанию головы.
- Это копия, Владыка! – хитрые глаза гостя излучали издёвку.
- Копия, - резко глянув и поймав неприятный взгляд, Аль Мадар продолжил, - чересчур умелая… Говори уж, раз пришёл, быть может это тебя утешит, хотя итог за твою дерзость известен.
Гость встал с колена и великодушно раскланялся:
- Я буду краток, досточтимый Абдуль Аль Мадар! Трудные дни начались у твоего народа, тяжёлые испытания несёт тебе война…
Чёрные глаза сверкнули из-под могучих бровей:
- Нет пользы - сочувствовать мне!
- Ты прав, о Владыка! – гость продолжил, - оставлю вступление…. Со всех сторон блокировано государство: воздух закрыт, границы превращены в выставку орудий нацеленных на тебя, весь мир проголосовал за твоё низложение…
- Мне лишь оплот повстанцев уничтожить…
- Никто не даст тебе, о Владыка, ничего сделать. Прости, но близок крах всей страны, а тебя придадут показательному суду, а после как шакала повесят. Такая же судьба постигла и твоего соседа…
- Да кто ты такой, чтобы сметь говорить мне это?!
- Лишь друг…
- Чей?
- Пока – ничей, но могу быть твоим….
Аль Мадар подошёл ближе, положил руку, не отпуская медальона, на плечо говорившего:
- Говори, говори, - его глаза пытливо и беспокойно забегали, лоб наморщился, - ну же! Чем ты можешь помочь моей родине?!
Гость слегка отстранился, запустил правую руку за балахон и вытащил красное наливное яблоко.
- Что это, - Аль Мадар удивлёно насупился.
- Твоё спасение, о, Владыка! Это яблоко. Яблоко раздора.
Абдуль Аль Мадар молча смотрел на манящий, переливающийся красный свет, исходящий от яблока.
- Ударь им о землю и враз все, кто были соратниками - станут врагами. Все, кто ополчился против тебя – весь мир…. Начнётся всеобщая резня….
- Какой мне прок от этого? Я лишь хочу мира для своей страны. Зачем мне всеобщее страдание?
- Это надо нам. А у тебя есть два выхода: висеть в петле над разгромленной страной или развязать войну мирового масштаба между сдружившимися между собой твоими врагами. Выбирай.
- Тем нужна моя нефть… а что тебе? Какая выгода тебе от смерти тысяч, миллионов?
- Владыка, не твоя забота…. Решайся! Яблоко разбей!
- А что со мною будет?
- Уж это не моя забота…. Воспользуйся случаем – сбеги, или воюй дальше, кто знает исход всемирной войны… По крайней мере у тебя появляется шанс.
Аль Мадар взял яблоко и, поглядев пристально на него, пару раз подбросил его в руке. Гость, раскланявшись, удалился.


                                               Глава 1

 Утро не сулило ничего доброго. Во-первых: снег, во-вторых: Глеб уже опоздал. То есть ещё нет, но он уже проспал, а домчаться до места прибытия за пятнадцать минут было просто невозможно, по крайней мере, для человека. Глеб неловко встал с кровати и упёрся головой в стекло окна: снег валил грязно-серыми комьями, как обычно раскисая на кислотной почве. Откинув кровать вместе со смятой постелью к стене, тем самым он обнажил санузел: унитаз находился прямо напротив умывальника, так что, при некотором умении, можно было умываться и чистить зубы, не вставая с горшка. Душевой кабины в его «консервной банке» не имелось, потому он лишь обрызгал себя водой, обтёрся полотенцем и потянув за кольцо, висевшее напротив кровати под потолком, опустил кухонную столешницу с электрочайником и тостером. Над столешницей имелось ещё пару полочек, заваленных разноцветными пластиковыми кульками. Вынув один из таковых, Глеб проворно его вскрыл, содержимое в виде двух бутербродов с сыром закинул в тостер и включил чайник.
Жилые комнаты, прозванные консервными банками, хоть банок Глеб не видел отродясь и лишь понаслышке знал, что это такое, были ровно два на два метра, где первоначально умещалась кровать, тумбочка и место для распахивания двери, которая открывалась вовнутрь. Вторично выдвигалась с потолка кухня, санузел был под кроватью… В принципе больше ничего живущей особи не требовалось. Есть, спать, …. Из одежды громостким был только пластиковый плащ, да и тот можно было сложить в четверо, а носить-то и приходилось лишь в случае таких вот снегопадов.
Позавтракав, Глеб вышел на улицу. Спешить было уже некуда, а снег всё не прекращался. Плащ он не надел принципиально.
Вот так всегда, только найдешь шанс получить работу по приличнее и вот те раз – облом. И всё из-за глупейшей мелочи – забыть оплатить службу точного времени. И всё. Казалось бы часы и так могут работать, показывая точное время, без настройки из вне, но кто знал, что ночью будет буря и пойдёт этот дурацкий снег.
Перепрыгивая грязные лужи раскисшей почвы, он добрался до остановки. Электронное табло обещало прибытие вагонов поезда через двенадцать минут. Одинокая девушка в зелёном пластиковом плаще с капюшоном недоумённо посматривала на Глеба, с головы и плечей которого стекали сероватые снежные комочки.
- Не волнуйтесь, не облысею, - он решил успокоить её тревожный взгляд.
- Да мне нет ни какого дела – лысейте себе на здоровье, мне-то что, - и фыркнув, отвернулась.
Вот за что, а за волосы на голове, Глебу действительно можно было не переживать. Дело в том, что его родители, раздосадованные, что во всех поколениях их родов и с обоих сторон мужчины с одинаковым успехом лысели после тридцати. Поэтому, когда соединяли клетку мамы и клетку папы в Доме Рождения, они попросили добавить гены волосяного покрова нерпы. Что-то там ещё добавляли, но он это не уяснил. А волосы сами о себе напоминали, так как не намокали никогда.
 Вагон подошёл, двери раскрылись. Глеб услужливо ждал, пропуская девушку вперёд, но та не решилась зайти первой. Пожав плечами, он зашёл. Голос автомата спросил:
- Направление?
- Космопорт. Мойка шаттлов, отделение один, - ответил Глеб.
Девушка всё же зашла, но села поодаль от него. Двери закрылись. В вагоне находилось ещё двое субъектов не относящихся к человеческому происхождению. Это были: Гавр, одноногий моллюск, и Септембра, помесь тюленя с медведем.
Глеб решился на эту поездку, только из побуждения доводить всё до конца. Он прекрасно понимал, что шансы на собеседование по приёму на работу исчерпаны, так как опоздание в космической отрасли были не мыслимы.
Получив хорошее образование по обследованию технических устройств особого подряда, как гласил его диплом, к сожалению, не мог найти достойной работы. Последнее время он перебивался от настройщика пылезащитных систем предприятий, до программирования уборщиков тротуаров. И тут – чудо! Вакансия мойщика шаттлов! Не то, чтобы он мечтал о натирании керамической облицовки межпланетного корабля, которую надо было по максимуму очистить от местной пыли и жировых пятен, а никакие автоматизированные средства до конца не дочищали и была необходимость в ручном труде. Глеб надеялся, что попав на космодром, как-то сможет проявить себя и свои знания, чтобы его заметили и направили именно на настройку приборов, так называемого «особого подряда», что имели место быть ключевыми в ориентировании космических кораблей в пространстве вселенной. Только в быту отклонение настройки может варьировать, в космосе же малейшая сбивка приведёт к переброске в абсолютно другую точку пространства, к другой звезде….
- Космопорт, предзона один, - отчитался автомат и открыл двери.
Набрав в грудь воздуха, Глеб ступил на бетонный пол станции на первой зоне сортировки космодрома. Не спеша, сойдя с остановочного постамента, он направился к воротам отсека. Так называемый фильтр представлял собой обычные металлические ворота, за которыми радиолуч сканировал тело вошедшего, на наличие оружия и полноценности состояния психики. Радиоизотопы пронзали кровеносные сосуды, структуру костей и доносили собранную информацию в главный компьютер, где и помещалась информация о пришедшем: сколько, когда было выпито, съедено каких-либо средств, позволяющих менять сознание и т.п. Если же вошедший позволял себе прийти с оружием, то его тут же испепеляли зарядом расщеплённого атома. Осевшую пыль вбирал в себя фильтр. Оттого и прозвали помещение фильтром.
Оканчивался фильтр такими же воротами, за которыми уже стоял обычный патрульный офицер, что проверял документы и допускал, либо не допускал в зону ту, или иную.
Глеб, проходя через фильтр, долго думал над историей оправдывающей его опоздание. И, когда открылись вторые ворота, сердце его забилось сильнее обычного.
- Я…. Я… - залепетал он, - в первый сектор… то есть…. Шаттл…
Офицер было протянул руки за следовавшими из кармана Глеба документами, потом, задумавшись, резко бросил:
- Шаттл? Хлеб! Так это ты?
- Да, - ответил опешивший Глеб.
- К чёрту документы! Беги быстрей – тебя ждут!
- Где? – Глеб не мог поверить своей удаче: неужели он был единственной кандидатурой на мытьё кораблей.
- Третья секция справа, - махнул рукой офицер, - будто не знаешь!
Все станции были везде одинаковыми, чтобы в чрезвычайных ситуациях не было замешательств для прибывших с других регионов. Глеб был здесь впервые и, завернув в третью секцию, он остолбенел: красавцы-гиганты шаттлы открылись перед ним. Блестела белоснежная керамическая плитка на корпусе, чернел могучий нос, раскинулись в стороны крепкие треугольные крылья. Он был в восторге: сбылось! То, о чём мечтал с детства! Пускай ему не стать никогда пилотом, но прикоснуться к этому великолепию уже счастье.
Что он видел в своей жизни? Мать, отца, что работали целыми днями на заводе по переработке руды, чтобы заработать средства для дальнейшего обучения их сына в институте. Он, оставленный в одинокой четырёхквадратной коморке под присмотром автоматической системы слежения за особью не достигшей возраста ответственности, он, марширующий с другими детьми в узком коридоре воспитательного учреждения первого звена, он, сидящий перед экраном сканнера знаний в учреждении второго звена воспитания, он, оправдавший надежды и затраты родителей, поступивший в третье звено воспитания – специализацию. Конечно, были ещё игры с соседскими ребятишками, валяние в грязи, попытка сбежать на космодром…. Но мечта оставалась только лишь мечтой. Во снах грезилось, что он пилотирует огромный шаттл и, как-то раз, перед очередным полётом, ему дают задание отправить груз на мать-Землю…. О, как это всё несбыточно. 
И вот наяву! Он заворожено стоял, не смея сдвинуться с места, опасаясь спугнуть и утратить столь необыкновенный и радостный миг.
Витание в грёзах было прервано положенной сзади на плечо рукой. «Всё… сейчас выведут» - решил почему-то Глеб. Он обернулся. Перед ним стоял в комбинезоне пилота мужчина лет сорока.
- Ну здравствуй, - он снял с плеча руку и протянул для рукопожатия, - хлеб ты везёшь?
- Я… - робко ответил Глеб. И в голове сразу прояснилось: охранник не его имя называл, а груз, который везёт шаттл… Случайность. Но отступать, признавшись, не хотелось. Продлить миг… счастливый миг, хотя бы ещё чуть-чуть…
- Отлично! – он сгрёб ладонь Глеба крепкой кистью, - будем знакомы – Артемий.
- Глеб, - сглотнув и попытавшись придать бодрости в голосе, ответил он.
- Глеб? – пилот задумался, - чего-то мне другое имя называли, - он махнул свободной рукой, - перепутали – обычное дело! Пошли быстрей, тебе ещё нужно переодеться.
Артемий Коцепов, капитан корабля «Зенит», повёл Глеба в подотсек, по-дружески слегка подталкивая в спину.
- Первый? – спросил он.
- Первый, - выдохнул Глеб, честно признавшись.
- Ничего! Пустяки! – нажав на панели в стене подотсека серию кнопок, - главное не переживай. Ответственный за тебя – я, так что проблем не будет. Только вот что скажу…
Он замолчал, открывая секцию с пилотным обмундированием. Глеб, понимая что путаница, произошедшая с ним к добру не приведёт и отвечать придётся «по полной», ничего не мог с собой сделать и продолжал вкушать головокружительный бальзам случайных обстоятельств. Случилось невозможное! И даже очень может быть его допустят в шаттл, ну а дальше… Что будет – то будет, решил Глеб. Иначе никогда бы ему сюда не попасть и не ощутить безбрежную ни с чем несравнимую радость.
Указав необходимый комбинезон и допвещи, капитан продолжил:
- Так вот, - он вздохнул, опустив голову, - ты полетишь не на шаттле… а на лифте.
- Как на лифте? – не понял Глеб.
- Да, да. Не кипятись только, не нам решать… Руководство так решило: чего гонять целый шаттл, если хлеб можно перевезти и лифтом. Оно ведь и правда логичней. А ты не расстраивайся, - он похлопал Глеба по плечу, - не пилотирование, конечно, но… Сам понимаешь: машина старая, не часто пользуемая… Да что я тебя пугаю! Нормальный аппарат, только настройку приборов надо отслеживать на всём пути. Ты как с приборами-то?
- Нормально, - ответил Глеб, всё ещё не понимая услышанного.
- Вот и отлично! – потом посмотрев на новичка, - э-э! Да ты не так пояса-то стянул! Дай-ка я. А то так к карманам не доберёшься. А в лифте знаешь как трясёт!
Приведя в порядок нового пилота, капитан ещё раз его оглядел, но уже довольно:
- Порядок! Пошли на площадку.
Глеба очень подмывал вопрос о лифте, но он молчал. Когда-то ему рассказывали родители, что ещё до войны люди собирались построить лифт от Земли до Луны, чтобы сэкономить на перелётах. Но так как принципиально полёты на луну не были необходимы – надобность пропала, ну а с исходом войны вообще исчезла… А тут… лифт… с Марса… куда?
Площадка была не в пример третьей секции маленькой. Скорее походила на крупный зал, под потолком которого располагались наклонные тёмные окна наблюдательного и координирующего совета. Посреди зала несколько человек в белых скафандрах стояли у металлического цилиндра, одиноко торчащем из пола. Подведя к ним Глеба, капитан кивнул им и сказал:
- Всё, друг, бывай! Передаю тебя этим ребятам, они тебя обработают на случай всякой заразы – чтоб ты там не болел, - он захохотал, - счастливого тебе пути и возвращения!
- Спасибо! – ответил пилот-скороспелка.
- Ну, давай, - капитан обнял его, - а мне пора на верх, - он указал пальцем, - чтоб там всё было путём.
Собравшись было уже уходить Артемий остановился и сказал:
- А всё же завидую тебе: хоть и не межзвёздный полёт на корабле, а как-никак матушку-Землю увидишь…
Глебу показалось, что капитан даже прослезился, уходя.
Пока его обрабатывали преоновым излучателем, мысли его путались. «Может это тоже воздействие преонов?» - думал Глеб, - «Землю! Я увижу Землю!». Хотя он знал её только по картинкам и рассказам родителей.
Передняя стенка цилиндра скользнула вниз, внутри оказалось кресло, Глеб вошёл и сел, пристегнувшись. Цилиндр исчез в пол.
- Глеб, ты меня слышишь, - донёсся голос Артемия.
- Слышу, но я ничего… - ответил Глеб, вглядываясь в темноту.
- Сейчас свет появиться, - продолжил капитан.
Кабина лифта была просторной, гораздо большей, чем жилая комната Глеба. Перед ним располагалась приборная панель, позади щитки настроек детекторов, с правого бока находился шкаф, с многочисленными секциями, слева открывалась лестница вниз в грузовой отсек.
- Слушай меня, Глеб, твоя миссия очень важна. Дело в том, что хлеб, как ты знаешь, даётся вырастить нам тут нелегко, но есть надежда, что наш хлеб, а ты везёшь не только образцы самого продукта, но и муку, семена и проросшие зёрна, имеет свойство не накапливать в себе радиацию. Как ты понимаешь, на Земле фон ещё тот и чтобы там не выросло… Так вот, если дело пойдёт, то тебя точно приставят к награде и на шаттлах ещё налетаешься! Будь потому внимателен – следи за приборами…
В рубке командования появилась какая-то возня, голос капитана:
- Что? Кто? Какой Сидор… Всё после вылета! – у Глеба ёкнуло сердце – вот и всё, - Пуск!
Двигатели зашумели, зазвенели приводы, натягивая струны спуска… толчок и Глеба сначала вытолкнуло, а после вжало в себя кресло.

Дмитрий Кириллович Сидор – пилот, готовящийся к грузоперевозке хлеба на Землю, молча выслушивал сыплющуюся на него ругань от капитана Артемия Коцепова.
- …Ночная буря сбила настройку часов, да?! Твою за ногу! А служба точного времени на что, гаврский отскок?!
- Просрочил платёж…
- А, твою мать, кого мы тогда послали?!!! – капитан рассвирепел не на шутку, но когда прочитал предъявленные пилотом документы, схватился за голову и сел.
- Надо остановить… - неловко предложил Сидор.
- Никак. Только ждать обратного хода при возвращении, - сказал один из группы контроля, - это же лифт. Шаттл можно зафиксировать на орбите, но тут…
- Сообщить на Землю, - приказал Коцепов.
- Нет возможности, капитан, передача данных будет налажена только к завтрашнему утру…
- Почему?! – взревел он.
- Буря, - развели руками трое из группы контроля.
- А Глеб-Хлеб будет там через… вообщем сегодня вечером, - печально констатировал капитан.


                                               Глава 2

Глеб мечтательно закрыл глаза, представляя как натягиваются сейчас струны углеволокна, соединяя через непостижимое расстояние две планеты.
Он ошибался, протянуть на такое расстояние тросы углеволокна слишком расточительно. Этот способ годился только для скрепления планеты со спутником. В данном случае лифт вылетал, словно пуля, из огромной нарезной трубы, длиною в десять тысяч километров. Верхняя обшивка лифта была подвижной и продолжала прокручиваться по всей длине пути, образуя микрополе вокруг капсулы. Тем самым, что внутренняя часть кабины и грузового отсека оставались неподвижными, по отношению к крутящейся на колоссальной скорости обшивки, между ними образовывалась искусственная гравитация. К тому же, в свободном от любых воздействий сил вакууме обшивка создавала себе тоннель из антиматерии до самого пункта назначения, где скорость постепенно угасала, встречаясь с сопротивлением атмосферы Земли. Затем, заходя в аналогичную трубу, лифт тормозился включением воздушной подушки-улавливателя. Единственным ограничением в работе межпланетного лифта имел место тот факт, что чёткое, математически выверенное противостояние  двух впускающе-выпускающих труб явление редкое, а потому и были запуски не более десяти, не менее трёх в году.    
Ему вспоминалось всё то, что он помнил из рассказов о Земле….
В начале второго десятилетия развязалась самая крупная война за всю историю человечества. Одни её называли третьей мировой, другие первой ядерной или глобальной. Всё началось с севера Африки, вот уж никто не ожидал… Основная часть западных стран ввязалась в конфликт, восточные, включая Россию, поначалу не вмешивались, а потом… в общем: сошлись все. Сперва ковровые бомбардировки приграничных территорий друг друга, а потом, когда американцы ударили по оружейному заводу, находящемуся на Урале, со спутника, русские ответили межконтинентальной ракетой, пущенной на Аляску, для острастки. Ответ не заставил себя долго ждать: ядерный взрыв пришёлся под Якутском, но ракета россиян летела уже на Чикаго. В это же время, воспользовавшись моментом, Иран, испытывая свою первую и секретную боеголовку, атаковал Израиль. Бомба была грязной, но Святую землю разнесло на куски. Пакистан сразились с Индией, их усмирить вознамерился Китай… дальней Азии больше не существовало. Индонезия и Полинезия оказались под водой. Каскады цунами обрушились на острова. Япония погибла ещё раньше, решив испытать свою новейшую разработку управляемых землетрясений, направленных на Россию и США… хотела реванша за 1945 год. Страна восходящего солнца сама затряслась и распалась, погрузившись в океан. Африку стали раздирать сбежавшие с Европейского материка миллиардеры. Получился континент-полигон. Латинская Америка уничтожала сама себя путём усилившихся многократно разбоев и грабежей, горело всё от мелких хижин до дворцов наркоторговцев, не говоря о правительственных зданиях. Австралия, поначалу пытаясь никому не мешать, погибла по случайности: секретная лаборатория США на Аляске пустила в ионосферу Земли мощное излучение, чтобы вызвать набухание атомов, а затем и плазмоидное искажение, что соответственно привело бы к резкому изменению климата. Цель была задушить Россию либо ураганными ливнями, либо смертоносной жарой. Но участившиеся землетрясения с цунами образовали некие пустоты в атмосфере… в общем, Австралию выжгло. Температура за одни сутки достигла в среднем 120 градусов по Цельсию. В испуге американцы эксперимент прекратили. Но дальнейшее уже развивала природа: антарктические льды, растаяв, выровняли береговую линию почти до экватора. Арктика наоборот расширила льды, навсегда поглотив в себя: Канаду, Гренландию, Исландию, Северную часть Великобритании, Данию, Скандинавские страны, Мурманскую область России, Чукотку и Аляску. После первых превентивных ядерных ударов (их было шесть: Юкон Аляска – база ВВС США, Якутск – установки запуска ракет на Аляску, Чикаго – промышленный центр, производство воентехники, Саратов – предполагаемая цель – уранообогатительный завод, Вашингтон – центр связи, Лос-Анджелес – цель – максимальный ущерб), США решили прекратить взаимообмен взрывами и не ответили за последний удар… хотя кино было, конечно, жаль…. Дело в том, что оказавшись в действительности обстрела собственной территории, Американские власти осознали своё бессилие: хвалёная система обнаружения ракет не действовала, Аляска была подо льдом, экспериментальная лаборатория геофизического оружия – неуправляемая туфта и там же, Тихоокеанские острова – под толщей океана, уничтожение Чикаго не только нанесло урон машиностроению, но и отняло большую часть пресной воды, сосредоточенной около Великих озёр, взрыв Лос-Анджелеса привёл извержению всех вулканов Калифорнии и увеличению тектонического разлома земной коры, после чего штат покрылся толщей пепла, уплыв в океан. Руководство решило, что с такими успехами, когда в Америке остались только Техас, Мэн и Флорида пригодными для жизни, а в остальных штатах либо были проблемы с питьевой водой, либо завышенный радиационный уровень, не говоря о всеобщей панике, так вот с такими успехами – страны скоро не будет. Россию же сколько не бомби, а места ещё навалом. Но такие мысли приходят только к умудрённому руководству сверхдержавы, другие же владельцы атомного оружия не спешили с выводами. Китай в общем и целом сбросил шестьдесят бомб на Пакистан и Индию, да так, что те и не успели ответить поднебесной. До того как их стёрли они обменялись с друг другом двадцатью ударами. Вооружённые силы Китая быстро окружили забомбленную территорию, в надежде её заселить, когда рассеется радиационный фон. Германия поразила всех, решив заявить свои права на Австрию, Венгрию, часть Словакии и половину Польши, пригрозив Евросоюзу, что перестанет давать кредиты. Те, в свою очередь, согласились и подписали признание вышеперечисленных территорий за Великой Германией. О Калининградской области немцы почему-то не вспоминали. Хвалёные удальцы из французского легиона решили взять власть во Франции и удалось. Президентом новой военной республики стал румын Влад Чекацула, который советовал своей родине добровольно вступить во французское владение. Турки вспомнили о Крыме, но их затрясло самих, после чего Чёрное море соединилось со Средиземным.
Когда основные страсти улеглись и начали подсчитывать потери, то оказалось, что здоровых людей осталось не так много, как и территории, пригодной для жизни. Спешная помощь уцелевшим успехов не давала, проблема продуктов питания была наинасущной… но основная беда находилась среди людей: бандитизм с одной стороны, истерия с другой. Власти практически не было, оставшиеся главы находились в состоянии шока.
Спустя несколько лет всё же удалось представителям России и США, а также вождю Великой Германии (вся Европа уже была включена в состав) собраться и затеять план эвакуации работоспособного населения Земли. Свёрнутая ранее программа колонизации Марса была развёрнута и, к удивлению самих собравшихся, через три года первые поселенцы появились на красной планете. Человечество способно на многое и в кратчайшие сроки, только, к сожалению, тогда, когда стоит на краю бездны. Отбор кандидатур в жители Марса был впервые основан на честных правилах! Правда правило было всего одно: быть здоровым, иметь все конечности и не привлекаться за преступления. Таких нашлось немного: всего два миллиона. Конечно, оставшиеся тоже хотели улететь… и их было гораздо больше… пошла кровавая бойня, резня…. В конце концов, и это прошло. Не имеющие шанса угомонились, особо буйных поуничтожали. И, в принципе, долгожданный порядок, наконец, наступил на земле. Но не хватало одного для райской жизни: природы, которая кроме уменьшения суши в три раза, загрязнения рек, исчезнувших животных… имела ещё один неприятный момент… изменённый климат, причём постоянно меняющийся. Ледники с севера наступали со скоростью 8 километров в год. Вроде бы не много, но когда север Московской области упирается во льды, то через десять-двадцать лет будет на кольцевой. Жара около 50 градусов по Цельсию, сменялась резкими ночными заморозками до минус четырёх. Дождь бывал не часто, но если лил, то несколько дней кряду. Солнце не появлялось из-за серых нависших туч, что не исчезали даже ночью, прикрывая звёздное небо. Южный океан, занимавший всё южное полушарие, потихоньку размывал оставшиеся части суши, Флорида и Мексика уже не существовали. Когда последний здоровый член общества покинул посадочный трап, было принято решение об оставлении группы количеством 300-400 человек, для помощи колонистам с Земли. Конечно, властители находились уже на Марсе и приказания отдавали оттуда, военные могли ослушаться и покинуть умирающую планету. Но в руководстве был не глупый народ, оставив за главного бывшего президента Франции Влада Чекацула, тот оказался на деле справным служакой и руководил земным отрядом порядочные десять лет, отсылая в колонию образцы почв, семена растений, которые старались обезвредить в лабораториях перед транспортированием. Влад был убит во время одного из восстаний местного населения, требовавшего, чтобы лаборатория работала не только на марсианскую колонию, но и обеспечивала землян. Он вышел на переговоры, и чья-то смертоносная стрела попала прямо в сердце. После этого случая провели зачистку населения и беспорядков более не наблюдалось. На Марсе, в центре городского купола рядом с монументом великой троицы (изображались обнимающиеся президенты США и России с вождём Великой Германии) поставили памятник Владу Чекацула, с распростёртыми руками, взывающими к миру и спокойствию.
Прошло несколько десятков лет. Первоначальный купол, что был построен для поддержания жизнеобеспечения, был разрушен. Кислород, ранее добываемый из подмарсианских пещер с рудой, стал обеспечиваться искусственной атмосферой, которая в ближайшем будущем должна была превратиться в настоящую. По крайней мере, так считали учёные: на первых шагах нужна поддержка направления воздухообразования, а после всё пойдёт естественным путём. Хотелось верить, ибо прежний воздух доставался с большим трудом: руда с оксидом железа извлекалась шахтным методом на поверхность, а после перерабатывалась на специальном заводе, где железо отсоединяли от кислорода. Применялся какой-то допотопный метод, но был чрезвычайно вреден и люди, работавшие там отличались прозрачностью кожи лица и краткостью жизни. Теперь сотня станций курсирует по орбите, создавая силовое поле будущей атмосферы, а космические корабли возят с Земли воду, предварительно очищенную в земных лабораториях, и заливают под оболочку поля. Вода испаряется под воздействием электроразрядов, потом рассеивают азотную и серную кислоты. Газы становятся во взвеси воздуха. Люди дышат. Только вот выпадают дожди с содержанием кислот, всюду грязь, так как завезенный слой земли слишком мал, по причине скопления остаточных блуждающих электрических разрядов случаются бури с серым кислотным снегом. Но всё это ерунда, говорят старожилы: когда воздух был так тяжёл и сух, что драл горло, а ходить приходилось по стальному полу первого города-поселения, под стеклянным куполом, за которым лишь тьма… Поэтому детям позволялось играться в грязи, считая это святой традицией с тех самых пор, когда первый раз была привезена порция земного грунта и все поселенцы без исключения припали к земле, и стали валяться на ней и целовать.
Высокое содержание кислот в атмосфере рождало ещё одну особенность, которую не знал Глеб: шаттлы после мойки, необходимо было натирать руками не потому что автоматические моечные машины не справлялись, а для того, чтобы на керамической плитке обшивки корабля оставались маленькие частицы кожи. Ведь проходя сквозь атмосферные слои поверхность шаттла нагревается и в сопровождении кислот может произойти нежелательные последствия, вплоть до самовозгорания. А микроскопические частички кожи, как органические вещества, вступают во взаимодействие с кислотами и сгорают, но при этом нейтрализуя кислоту. А где космопорту найти столько органики? Вот и нанимают людей за хорошую плату, начищать до блеска корабли, только одно условие: голыми руками, с тряпочкой для отвода глаз…. Руки стираются быстро, у кого плохо – того увольняют за халатное исполнение обязанностей.  
Для облегчения малых грузовых перевозок был создан лифт между планетами, не в полной мере соответствующий названию, но по затратам незаменимо выгодный. Обладая лишь одним минусом о котором говорилось выше.
На Марсе пытались выращивать пшеницу. Зерно и готовые изделия отправлялись на Землю в лабораторию сравнить с эталоном, чтобы максимально приблизиться к исходному образцу. Дело в том, что хлеб спекали, но сытости и прежнего вкуса в нём не было. Зато все микроэлементы с витаминами имелись полностью. Поэтому его ели как горькую пилюлю. Что до остальных продуктов, так это синтезированная безвкусная пища. Улучшали компоненты, добавляли усилители вкуса, но без толку – пластмасса есть пластмасса. Как-то раз удалось вырастить тыкву, но та оказалась полой внутри, даже без семян. Пока что прижилась одна пшеница. На Земле она росла в прежнем виде, только сильно фонила…                        
   
                                                     Глава 3

Слегка тряхнуло. Глеб вмиг отвлёкся от воспоминаний и приник к приборам. Все датчики показывали норму. На экране засветилась надпись: Входите в атмосферную зону Земли. «Ну, вот и всё» - подумал Глеб, - «Прокатился и…». А действительно: «Что и…?». Он не знал. Вся авантюра, представляющаяся ранее весёлой прогулкой, подошла к концу и теперь придётся расхлёбывать по полной программе.
- До конца пути осталось пятнадцать минут, - пропел автомат.
- Не забудьте посетить сортир! – резюмировал Глеб.
Нужных мыслей не выходило, и он решил всецело отдаться судьбе, даже молчать на допросах, если доведётся….

На планете был вечер. Так что Глебу не представилась возможность полюбоваться пейзажами родной планеты. Он сидел у окна на кровати угрюмый и тихий. Комната, куда его поселили, была обставлена сплошь белой мебелью, стены были тоже светлыми с лёгким салатовым оттенком. За белой рамой окна проглядывалась сумрачная серость внутреннего двора космопорта, с хозпостройками, всевозможными ангарами и бетонированной стяжкой по периметру. На столике стоял нетронутым его ужин. Не то, что Глеб не был голоден, он был озабочен. Ему не понравилась нарочитая высокопарность момента встречи и, после, быстрое препровождение в комнату, через пять минут принесли ужин и сказали, что до утра беспокоить не будут. «Если бы они уже знали кто я, то не тратили время на помпезность и излишнюю дружелюбность ко мне» - думал Глеб, - «Но при этом поспешно со мной распрощались до утра, сопроводив в комнату».  
Догадливость его не обманула, на Землю был послан сигнальный луч, который может означать лишь одно: как только наладится связь, мы пошлём важное сообщение. Единственное что смогли сделать капитан Артемий Коцепов и его команда. На Земле все сотрудники базы были крепкими и дальновидными ребятами, закалённые суровыми обстоятельствами климата и, в прежние времена, довольно частыми стычками со всевозможным отрепьем людской массы оставшимся после войны. Да, к тому же, командир базы был не кто иной, как воспитанник Влада Чекацулы. Потому и тревожное сообщение, посланное с Марса, оценили как особое положение во всём, включая пилота лифта и груз, который решили не распечатывать до связи с Землёй-2.
Беспокойные мысли не находя особого предназначения улетучились. К Глебу пришло отупение и опустошённость, а вместе с ними и голод. Он решил развернуться к столику, придвинуть его к себе и хотя бы осмотреть содержимое пластикового контейнера, прикрытого белой матерчатой салфеткой.
Уникальные зелёные ягоды в плотной кожуре и очень сочные он никогда не ел, они оказались сладкими на вкус и имели одну крупную косточку. Следующим он попробовал продолговатый предмет, похожий на колбасу, оказавшийся хоть и мясным, но мягким и нежным на вкус, имеющим внутри ещё вставки оранжевого и чёрного цветов, кисло-сладкого вкуса. Третье блюдо было известным, но небывало вкусным и оказавшимся не однородно-белым, а имеющим внутри ярко-жёлтый шар, создавая терпковато-ласкающие ощущения на языке.
Виноградо-слива, давно созданный гибрид, оказавшийся устойчивым к накоплению радиации, был постоянно включённым в меню работников базы. Потому как не только не накапливал, а ещё имел свойства выводить радионуклиды. Куриный рулет с курагой и черносливом – деликатес, которым потчевали высшее руководство и гостей-пилотов с Земли-2. Курицы разводились прямо на базе, в специально отведённом ангаре для этой цели. Курага, высушенный абрикос, и чернослив, сухая слива, - из почти уже растраченного стратегического запаса России. Яйца земных кур, в отличие от искусственно выведенного на Марсе яичного порошка идентичного натуральному, имели желток, потому и известное всем блюдо яичница, в разновидности «глазунья», имела жёлтый глазок, украшающий поджаренный круг белка.        
Расправившись с едой, Глеб остался довольным и на редкость радостным. Никогда еще в жизни он не получал такого удовольствия от пищи. Разве что однажды, когда ему исполнилось шестнадцать лет, родители достали откуда-то из запасов тёмную стеклянную бутылку, сказав, что это вино, открыли её каким-то странным и достаточно тяжёлым способом. Когда он попробовал эту красную и кисловато-горькую жидкость ему стало очень приятно, как и сегодня. Только тот раз стало приятно в голове и на языке, а сегодня и в животе. 
Благолепие, которое начинало клонить уже в сон, сменилось беспокойством. Для Глеба стала ясной та мысль, что при любом повороте дела завтра его арестуют и, скорее всего, отправят обратно, где ему светят самые тяжёлые работы в очень трудных условиях. И никакого шанса остаться здесь, пускай в радиации, нет. И хотя Глеб не видел самой Земли, назад он не хотел, даже, если бы ему предложили вернуться без всякого наказания. Настолько авантюрная мысль его немного испугала, но вывод был предельно ясен: если про него ничего ещё не знают, так это от того, что из-за бури ещё не налажена связь между планетами, а как только земляне получат сигнал, что у них преступник, нарушивший несколько законов колонии Земля-2, то… потому-то и надо… бежать! Он проверил дверь – не заперта, значит, его ещё не принимают за арестанта. Вот и хорошо. Это единственный шанс – другого не будет. Жаль было подводить встречавших его пилотов Петра и Олега, сотрудницу базы Ирэн и жизнерадостного оператора системы санобработки Энрике Кастелло, что так долго тряс Глеба за плечи, будто узнал в нём своего затерявшегося сына. Командир базы Бросмен его не встречал, свидание с ним было намечено на утро, как сообщили об этом Олег и Пётр. Значит, командир уже о чём-то догадывался или перестраховывался – так думал Глеб.
Дверь подалась наружу. Достаточно широкий коридор освещался довольно слабо, пол был застелен ковровой дорожкой, что облегчало Глебу передвижение, делая его шаги беззвучными. Через несколько метров, он перестал идти крадучись, а, выпрямив спину, легко зашагал. А и, правда, чего это ему красться? Он ни в чём не виновен, он свободный человек и идёт куда хочет, по крайней мере, здесь пока что только он, Глеб, знает своё преступление.
Сквозь череду нескольких поворотов он прошёл никем не встреченный и не замеченный, вскоре выйдя на улицу. Свежий ветер трепал его густые чёрные волосы, ему было свежо и отрадно, так он не чувствовал себя никогда. Какая-то щемящая, глубинная боль прокатилась в нём от самого низа. Боль приятная, колкая, будто предчувствия скорой победы, но через определённые трудности, кои не пугали, а только усиливали предвкушение будущей радости. Чувства, хлынувшие на него, он описал бы как одно общее чувство: чувство свободы, не исключающее ни одной опасности, но пьянящее и манящее всевозможностью. Постояв немного, он направился вдоль корпуса здания, которое он покинул.  Он искал выход с территории базы. Нечто непреодолимое тянуло его. Какое-то родное, щемящее чувство несло его к воротам пропускного отсека. Он шёл не задумываясь, полагаясь на ту внутреннюю силу, что толкала его мимо светивших тусклым жёлтым светом фонарей базы. Ощущение неподдельной радости соприкосновения с чем-то родным влекло его, он даже чувствовал лёгкое онемение внизу живота, которое он испытывал когда-то далеко в детстве, при пробуждении, увидев лица матери и отца. Глеб предвкушал самый сладостный день, если удастся выйти отсюда.
На удивление быстро он добрался до забора. У сторожки навстречу ему вышел коренастый мужчина лет за сорок. Тот с прищуром оглядев Глеба, сказал:
- Пилот? Что не спится?
Глеб подошёл ближе и протянул руку:
- Добрый вечер. Не спится.
Пожав руку, мужчина жестом пригласил внутрь своего обиталища.

Они присели в просторной, как показалось Глебу, после его комнатушки на Марсе, сторожевой будке. Охранник поставил вторую чашку и налил ему чая из тёмного цилиндра с ручкой.
Отпив, Глеб не почувствовал вкуса, так как нервы его были напряжены до предела и казалось, что теперь ничто и никто не сможет остановить его в желании пересечь ограду. Какое-то животное, природное чувство зарождалось в нём, неведомое ранее и так глубоко искореняемое правительством у жителей колонии Земля-2. Он уже знал, что даже если придётся напасть на этого дружелюбного сторожа, оглушив его, хотя он такого никогда не делал и не представлял – он не остановиться. Но охранник опередил его:
- Хочешь прогуляться?
- Что… как… - не сразу осознал Глеб его слова.
- Да ладно, все этого хотят… когда прилетают оттуда. Всё-таки родина… - он отпил ещё чая и продолжил, - только там ничего интересного – так пустырь, потом лёгкая просека, затем куча всякого хламья, оставшегося после былых заварушек… Ну а дальше… - он помедлил, - жилые кварталы, если можно так сказать…. Мы все и живём тут, на базе. Так безопаснее. А там, - он сделал жест в сторону тьмы за забором, - там люди живут кое-как, да и не все там люди.
Они помолчали. Затем Глеб спросил:
- А можно…
- Выйти погулять? – мужчина хмыкнул, скривив небритую рожицу с прищуром мелких глаз, - сходи. Я выключу детектор движения в трёхстах метрах от ворот, если пройдёшь дальше – включатся прожекторы, освещая тебя. Это будет означать, что ты далековато зашёл, если не поторопишься через несколько секунд включается сирена и вся база поднимется по тревоге. Это на тот случай если нас соберутся атаковать местные. Так что если хочешь – иди, только как прожектора засветят, сразу назад, а то схлопочем мы оба.
- Спасибо, - только и нашёлся Глеб.
- Валяй! Не ты первый. Походят, походят и, ничего интересного не найдя, назад идут. База наша огромная, но особенно погулять негде – сплошной бетон, есть наши отдалённые точки: там экспериментальные поля и так далее. Но туда только на вертолёте.
- Верто-лёте? – спросил Глеб.
- А! Ну да. Ты таких штук и не видал, - он разлил ещё чая по чашкам, - как звездолёт, только невысоко над землёй парит.
Глеб мотнул головой.
- Эта база главная, мы на Днепре, есть ещё на Дунае и на Волге, но там ещё с Урала всякая дрянь наплывает. А так Земля вся загажена. Так что коли хочешь землицу ножками потоптать – сходи, погуляй.
- А как тут радиация…
- Так себе, небольшая. Как в Киеве после Чернобыля.
Глеб недоумённо смотрел.
- А-а, ну да. Ты не помнишь… вернее не знаешь…

Через несколько минут Глеб уже стоял за воротами. Он сделал несколько пробных шагов и отметил про себя, что это не бетон, не акрилорабон (что покрывал когда-то пол в куполе Марса) и не грязь… а земля…. Странная, пыльная, но какая-то мягкая и… своя… может быть… нежная….
- Эй! Тебя как зовут? – окликнул его сторож, прикрывая воротину.
- Глеб!
- А меня Павел… Арсенич!
Ещё несколько шагов и позади осталась слабая полоска света. Под ногами стало что-то похрустывать, он присел и обнаружил нечто вроде сухих тонких веточек. Поднявшись и всматриваясь во тьму Глеб увидел деревья, они возвышались над ним свирепо и достаточно неожиданно. Он прошёл дальше и резкий свет позади ударил по всему окружающему. Даже тёмная кора, казалось, отражала слепящий свет. Словно ворвалось нечто в начинающий было становиться чудесным его мир. Глеб сделал шаг назад и через несколько секунд прожектор отключился.
Выбор был невелик: прогуляться вдоль базы и вернуться, в ожидании снисхождения к его проступку, отделавшись малым наказанием или… неизвестно что. Причём ещё не понятно: есть ли тут, вне базы, пригодная пища. Да и местный контингент может разделать его на мясо….

Как когда-то ему сказал отец: самые правильные решения принимаются быстро…
Глеб бежал что есть сил, позади выла сирена и наперекрест прыгали лучи дальнобойных прожекторов. То и дело вспыхивала то одна, то другая верхушка дерева. Справа и слева. Ноги увязали в грунте, не от мягкости того, а от непривычности мышц к беготне. Сердце стучало в ушах, удары участились до того, что, казалось, слились воедино в единственно слышимом гуле. Губы стали сухими и солёными.
Через какое-то время он упал, обессиленный, изнемождённый.  Последнее что он услышал, так это резкие и рваные сердечные удары, будто старого чугунного колокола. Вой сирен и свет прожекторов, загоняющих в спину, вспыхивал странными и несуразными картинами в сознании бесчувственно спящего Глеба.

Командир базы Бросмен безысходно смотрел на Павла Арсеньевича, сторожевого дежурного смены 1, 36-х ворот… этой ночи. Безалаберность и безответственность русских ему была известна давно, и, будучи у себя на родине он никогда б не стерпел такого отношения к работе, особенно на важнейшем посту. Но он был не у себя… да и его дома больше не было… родная Алабама давно смыта в океан. Да и нет той могущественной страны, что была его родиной. Теперь всё едино и, по воле Бога, территорию его бывшего врага не только не повредило, а тут ещё и располагаются все три земные базы. Так что не считаться с русским характером он не мог, особенно когда их в коллективе семьдесят процентов. Абсолютно аномальная, нелогичная и невозможная для понимания философия его сначала поражала, а потом стала ужасать. Где это видано, что человек, находящийся на ответственном посту, просто так, по своей лично прихоти выпускает «погулять» кого-то с базы, не получив никакого соответствующего приказа или письменного указания на сей счёт.
- Да чего ему там… пускай проветрится. Небось, засиделся в лифте…
Сей ответ сторожа на вопрос ЗАЧЕМ? Бросмена обескуражил и завёл в тупик, как ему показалось навсегда. Он и раньше знал, что время от времени пилотов с Земли-2 выпускают по их желанию, как они говорят «потоптать землю», но побега не случалось.
Как наказать сторожа, которому, в принципе, ничего не страшно, так как он пережил ядерную войну и геройски защищал базу во время всех четырёх крупных восстаний населения извне? Тем более, когда этому человеку за семьдесят…
  
Так получилось, что Глеб по рождению вышел полностью русский, несмотря на то, что его оплодотворение происходило в лаборатории и ему добавили несколько характеристик не соответствующих человеческому геному. Дело в том, что когда родители обратились в Дом Рождения, лаборант, получивший их детородные клетки, проверил на сопоставление с результативными и получил 100% результат. Он был молод и ленив, решив, что ничего не будет кощунственного, если он просто их соединит, добавив несколько родственных генов от нерпы и богомола – по заказу родителей. Так получился, не зная того, абсолютный житель Земли Глеб, имея русское происхождение, идущее от самых истоков Росов, живших когда-то очень давно на территории, что до сих пор не была затоплена и, получив наименьшую, по сравнению с другими, дозу радиации.
Если вы о сексе, то он, безусловно, был, но в условиях той искусственной гравитации сперматозоиды отца не могли сориентироваться в непривычной для существования системе и, сбиваясь в кучу, таким путём пытались атаковать яйцеклетку, та, в свой черёд, не могла опознать такое количество «дружелюбных» клеток, сбивающих её иммунитет, и давала сбой в виде саморазрушения. Для женщины это проявлялось как выделение желтоватой слизи с кровавыми скопленьями, что было довольно часто и объяснялось реакцией организма на «любовь в невесомости» или просто на чужой планете. Кроме того, все жители Земли-2 или планеты Марс, должны были прийти в Дом Рождения и дать заказ, если они захотели иметь потомка. Любая случайная беременность каралась принудительным абортом и штрафом обоих зачинателей. Очень велик был риск аномалий у новорождённых, потому и закон для родителей был суров. Только под присмотром специалистов в лаборатории скрещивались клетки будущего отца и матери, заменялись все нетипичные звенья, вплоть до смены всего набора хромосом. На утешение обеспокоенным людям давалось право на подсоединение двух генов любой специфики из перечисленных в перечне. Глебу родители решили дать защиту от дождей и снегов, возникающих из-за скопления остатков неотработанных кислот в их не устоявшейся атмосфере. Потому его волосяной покров головы имел все преимущества морского животного нерпы  - не намокать, тем самым никакие кислоты были не страшны и он, бывало, ходил без специального плаща-дождевика. А также ген насекомого богомола, который создавал условия внимательности собеседника, попросту говоря, Глеб имел способности к лёгкому гипнозу.
Лаборант, скрестивший клетки родителей Глеба, проявил халатность в работе, так как, обнаружив абсолютно положительную сходность половых клеток, решил не добавлять обязательный набор геномодификатора OAC (On Any Chance – на любой случай), созданного американским учёным накануне марсопоселения. Геномодификатор, как гласил медицинский справочник и регламент Дома Рождения: исключает любую вероятность перерождения соединённых в лаборатории клеток из здоровых в аномальные. Работник лаборатории просто посчитал это не нужным при такой совместимости.
Геномодификатор ОАС – действительно исключал как возможность перерождения, так и случайную ошибку лаборанта. Но также, имея следующее как главную специфику, подавлял в будущем любые проявления агрессии, равно как и неподчинения правящей системе. Последнее, естественно не разглашалось, а было абсолютно секретной информацией личного пользования правительства. Потому-то на Земле-2 не было ни преступности, ни войн, ни бунтов. Любое проявление несогласия с судьбой подавлялось изнутри, на клеточном уровне. И четырёхквадратметровая  коморка воспринималась как нормальный дом человека, даже обзаведённого семьёй.  

                                                     Глава 4

Нечто влажное и колкое стало врезаться в лицо, когда Глеб очнулся. Тело отекло и заныло, но он всё же приподнялся на руках, рассматривая сонным взглядом равнину, что стелилась перед ним. 



                                                                           to be continued...



                                                                                                            Богдан Максудов

четверг, 16 января 2014 г.

Сказка о Мустафе.


                                   
                          

Жила-была собака, которая не умела лаять. Она была очень добрая
и послушная.
И  вот сейчас она стояла у забора и не могла понять,  почему соседский пес Тузик так на нее лает,  что они чужие, а знали они друг друга уже давно, несколько лет, будто они не одной крови и будто между ними пробежала кошка.
Собака не знала за что... А Тузик все лаял и лаял, до остервенения.
Его лай уже переходил на хрип.
Кстати, думала собака, почему ее называют "собакой" ведь  она
самец и в самый раз ее называть  "Пес". Но все называли почему-то
собака... поэтому не будем обижать пса и назовем его по имени,  Мустафа.   Мустафа отошел от забора,  надеясь, что Тузик уймется,  и пошел
играть с кошками. Да, да, с кошками. Он любил с ними играть. Правда,
они почему-то от него убегали и шипели. Откуда,  не понимал он,
взялась эта вражда между кошками и собаками? Ему всегда нравились
кошки. Они такие мягкие и пушистые,  грациозные... красивые. Он всегда
хотел кого-нибудь из них обнять и,  иногда,  это удавалось, но, правда,
пойманный кот или кошка брыкались и шипели на него. И тогда он их
отпускал, после чего, бывало,  получал по носу лапой. Но Мустафа
не обижался,  а принимал это как часть "игры".
Кошек было двое:  кот Герд и кошка Герда. Герд  всегда был  при
"делах",   очень важно ходил по двору и искал какие-то свои "дела".
Герда,  почти всегда,  лежала у двери  дома  и ждала, чтобы вышла
хозяйка: погладить ее или покормить.
Сейчас кошек не было видно: может, их пустили в дом, а, может,
пошли погулять за пределы двора. В этом всегда Мустафа им завидовал,
что они могут гулять, где хотят. Он очень хотел побывать там, за
забором. Но его никогда не выпускали. А сам он не мог преодолеть
высокий забор. То ли дело Герд  с  Гердой, они могли лазить где угодно,
для них не было преград. «Такое уж у них строение организма»,-
думал Мустафа,  отгоняя от себя грустные мысли.
Мустафа прилег у своей будки и, мечтательно, закрыл глаза. Он
вспоминал детство, когда он был рядом со своей мамой...


...Он родился последним и поэтому долго не мог найти маму,
пока теплый и мягкий мамин язык не коснулся его влажного темечка.
Мама его вылизывала, ведь он, был весь слизкий и замерший. Мамина лапа аккуратно стала продвигать его ближе к своей груди, и он
ощутил мягкие, теплые комочки вокруг себя, это были его старшие
братья и сестры. И потом он уткнулся в нежное мамино тело и задремал.
Довольно быстро шло время и Мустафа, достаточно подрос и окреп.
Некоторых братьев он, почему-то, уже не видел. И, как-то раз, ему
сестра сказала, что их отдали в "добрые руки" и ее тоже скоро отдадут.
Что это "добрые руки" он не знал. И тогда он решил, что останется
с мамой, навсегда.
Шло время, и Мустафа действительно оставался с мамой. И был этим доволен. Но как-то раз соседский пес его же возраста (он  появился
у соседей совсем недавно) сказал Мустафе, что его никому не отдадут,
потому что он не умеет лаять. Сначала обрадовался Мустафа, а потом
возмутился. Он крикнул:
- Гав, гав!
А получилось лишь тихое скуление. Да, расстроился Мустафа,  и
действительно. Как же так, он ведь собака, он должен лаять. Но этого
у него не получалось.
И мама, последнее время, стала меньше  его вылизывать, наоборот,
даже, порой, отгоняла от себя. Тогда он понял, что, наверное, ей обидно,
что он не умеет лаять. Он старался, бился, изо всех сил. Но ничего
не получалось. Даже слушал лай других собак, пытаясь им подражать...
Но все оставалось по-прежнему.
И вот, как-то раз, хозяева посадили его в машину и куда-то
повезли. О, что он там увидел: это были кошки, собаки, птицы  и звери,
которых раньше и не видел. Одни жили в клетке, другие копались в
опилках, третьи бегали в каком-то колесе. Сперва  он подумал, что
здесь его научат лаять, но потом хозяева привязали его к дереву
и ушли... Он пытался лаять, но только скулил... Он хотел крикнуть:
"Остановитесь! А как же я?! А как же моя мама?! Но он не умел
говорить по-человечески.
Потом какая-то женщина взяла его, отвязала и посадила в клетку
с другими собаками...
Так Мустафа остался жить у нее. Других собак раздали, а он
остался. Его никто не брал.
Женщина жила одна, но к ней часто приезжали родственники.
Было много детей. Одни с ним играли, а другие только и знали, что
дразнить, как соседским пес Тузик. Говорили: "что это за собака?!
Лаять не умеет?!"
Хозяйка же относилась к нему по-доброму.  Видно жалела. Потому
как кому нужен такой пес?…

Услышав шум, Мустафа открыл глаза. Но ничего опасного не увидел: во дворе было все,  как и прежде, правда, Герд  с  Гердой  вернулись.
Он хотел,  было подбежать к ним, но шум возобновился, вернее крик
его хозяйки. Что-то случилось...
В конце концов, Мустафа понял, что пропала внучка хозяйки Наташа
(они с мамой пошли в лес, что был прямо за домом, и Наташа потерялась).
В суматохе, что творилась во дворе, мужчины, ушедшие искать
Наташу, забыли закрыть калитку...  Мустафа выбежал со двора. Он тоже
хотел помочь, он очень любил Наташу. Она была очень ласковая и
добрая. Они же сегодня утром игрались, и он помнил этот шоколадный
и весенний запах девочки...

Наташа сидела на поваленном дереве и тихо всхлипывала, по
щекам бежали слезы. И, вдруг, она увидела подбежавшего и запыхавшегося Мустафу. Она обняла его, приговаривая:
- Муфик,  Муфик (она так его называла). Умница, ты меня нашел
Молодец! Пойдем,  домой!
Но Мустафа заскулил и уткнулся носом в ее живот - он не знал
дороги домой. Он несколько часов искал ее по лесу и зашел так далеко,
что тут не было запаха дома,  и он не мог вернуться домой, к тому же,
он полностью выбился из сил, а в лесу становилось все холоднее и
холоднее. Наступала ночь...
…Мустафа скрутился колечком (он то был большой пес) и внутрь легла Наташа.


                Стало светать, Мустафа чувствовал, что тот бок тела, который лежал на земле, уже окоченел. Но он не двигался, Наташа продолжала спать,
сладко посапывая. И он, вдруг, вспомнил маму, как она лежала, а он жадно
пил молоко, не думая о ней, хотя высасывал из нее жизнь. Так и Наташа
лежала и не думала, что Мустафа отдает ей свое тепло, свою жизнь...
Утром их нашли. Наташа была в полном порядке…»


                                                                         17.11.2003. Максудов Б.Я.